Джейни вовсе не собиралась отдавать девственность кому попало. Она рассмотрела все поступившие заявления и сегодня сообщит об успехе победившему кандидату.

Песня сменилась новостями, но бóльшая их часть оказалась скучной и не задержалась у нее в голове, поскольку не имела к ней отношения. Заинтересовало ее только сообщение о том, что в Канаде родился первый ребенок из пробирки. В Австралии уже был ребенок из пробирки! Так что первенство за нами, Канада! Ха-ха. В Канаде жили ее старшие двоюродные сестры, и она невольно завидовала их изощренной любезности и не вполне американскому выговору. Она села на постели, схватила школьный ежедневник и нарисовала длинного тонкого младенца, втиснутого в пробирку: маленькие ладошки прижимаются к стеклу, рот разинут. «Выпустите меня, выпустите меня!» Девчонки в школе помрут со смеху. Она захлопнула ежедневник. Сама мысль о ребенке из пробирки казалась отталкивающей. Напоминала о том дне, когда их учитель естественных наук начал говорить о женских яйцеклетках. О-мер-зи-тель-но! А хуже всего что? Что естественные науки у них вел мужчина. Мужчина, рассказывающий о женских яйцеклетках, – это попросту неподобающе! Джейни с подругами пришли в ярость. А еще он наверняка хотел бы заглянуть им всем в вырез блузки. Они ни разу не поймали учителя на горячем, но так и чувствовали его отвратительную похоть.

Какая жалость, что жизнь Джейни должна была оборваться спустя всего лишь восемь часов – ведь ее характер переживал сейчас не лучшие времена. Она была очаровательной малышкой, славным ребенком, милым и застенчивым подростком, но примерно в прошлом мае, когда ей исполнилось семнадцать, все изменилось. Джейни смутно осознавала, что стала несколько гадкой. Но это была не ее вина. Ее пугало все подряд: университет, вождение автомобиля, звонок парикмахеру, чтобы условиться о посещении. Гормоны сводили ее с ума, и множество мальчишек начали проявлять к ней какой-то болезненный интерес, как будто она была хорошенькой, – это ей льстило, но и сбивало с толку: ведь в зеркале она видела только свое заурядное, ненавистное лицо и нескладное, длинное и тощее тело. Одноклассница как-то заметила, что Джейни похожа на богомола, и это было вполне справедливо. Ее конечности казались слишком длинными, особенно руки. Она вся была непропорциональной.

Опять же, с матерью тем временем происходило что-то странное: она не сосредоточивалась целиком на Джейни, а ведь до недавних пор все ее внимание с раздражающим пылом обрушивалось на дочь. Ее матери было сорок! Да что вообще интересного могло происходить в ее жизни? Джейни беспокоило, что этот яркий луч интереса вдруг без предупреждения рассеялся. И даже, пожалуй, обижало, хотя она ни за что в этом не призналась бы и даже не отдавала себе отчета в том, что обижена.

Если бы Джейни выжила, ее мать вскоре вновь сосредоточилась бы на ней со всем привычным пылом, а к дочери вернулось бы очарование – примерно к девятнадцатому дню рождения. Они были бы близки настолько, насколько это возможно для матери с дочерью, и это Джейни похоронила бы свою мать, а не наоборот.

Если бы Джейни выжила, она успела бы попробовать легкие наркотики и хулиганистых парней, аквааэробику и садоводство, «Ботокс» и тантрический секс. За всю жизнь с ней случилось бы три мелкие автомобильные аварии, тридцать четыре сильных простуды и две серьезные хирургические операции. Она стала бы умеренно успешным художником-оформителем, смелой аквалангисткой, капризной, но увлеченной туристкой и одной из первых обладательниц айпода, айфона и айпада. Она развелась бы с первым мужем и завела ЭКО-близнецов со вторым, и слова «дети из пробирки», словно бородатый анекдот, пришли бы ей на ум, когда она вывешивала бы их фотографии на «Фейсбуке», чтобы ими полюбовались ее двоюродные сестры из Канады. Она сменила бы имя на Джейн в двадцать лет и обратно на Джейни в тридцать.

Если бы Джейни Кроули выжила, она бы путешествовала и сидела на диетах, танцевала и готовила, смеялась и плакала, много смотрела телевизор и старалась изо всех сил.