Поль д'Ивуа. Тайна НилииЭксцентричные путешествия – 6
Часть I СЕКРЕТ АНГЛИИ
Глава I ДЖОН И ДЖЕК
— Джек! Будь я вполне уверена, что ты не мой сын, какую звонкую пощечину сейчас влепила бы я тебе! Так выражала свои чувства мистрис Прайс, старшая повариха Сирдара, то есть английского генерала Льюиса Биггена, командующего англо-египетской армией, угнетавшей население долины Нила в интересах лондонских купцов. Мистрис Прайс насчитывала уже сорок пять зим и, как полагается порядочной поварихе, отличалась удивительной пышностью и округленностью форм, напоминая с виду один из тех пудингов, к которым так пристрастны ее соотечественники. Обыкновенно весьма кроткая, с голосом тихим и ласковым, эта особа в данный момент находилась в крайне возбужденном состоянии; грузно ступая по каменным плитам кухни, мистрис Прайс грозно громыхала своими бесчисленными сотейниками и кастрюлями, а двое молодых людей, лет около двадцати, стоявшие немного в стороне, слушали ее. Один из них был высокий и худой блондин, с бледно-голубыми глазами, в которых временами замечался как бы отблеск стали, с большими костлявыми руками и длинными тонкими ногами, — другой же, роста среднего, гибкий, стройный, но не тощий, с тонкой линией темных усиков над верхней губой и темными волосами, весьма мало походил на первого. — Да, Джек, — продолжала мистрис Прайс, обращаясь к последнему, — это не достойно, не патриотично утверждать в доме Сирдара, что французский коньяк лучше виски герцогства Эссекс. Во мне вскипела вся моя английская кровь, и я повторяю тебе, что если бы была уверена, что ты не мой сын, то… — Что же, мамаша, — добродушно засмеялся юноша, — хоть я ни мало не сомневаюсь в том, что я ваш сын, чему доказательством служит моя безграничная любовь к вам, все же пусть это не стесняет вас, и если награждение меня оплеухой может вернуть вам обычное спокойное состояние духа, то сделайте одолжение, моя щека в вашем распоряжении!.. Эти слова, в которых слышалась, и сыновняя покорность, и добродушие молодого человека, смягчили сердце ярой британки. Переваливаясь с боку на бок, вследствие своей толщины, грузная дама подошла к Джеку и любовно заключила его в свои объятия. — Ты лучше, разумнее меня, мой добрый, хороший Джек… Ты мое дитя, мое родное дитя… Мне было бы больно видеть в тебе чужого… ведь еще малым ребенком ты всегда делал со мной, что хотел, ласковый ты мой мальчик!.. — Что же вы хотите этим сказать, матушка, — прервал ее сухой и резкий голос, — что я здесь, в доме, подкидыш?! Мистрис Прайс остановилась на полуслове и, обернувшись лицом к высокому блондину, поспешила возразить: — Нет, нет, Джон, ты тоже мой дорогой и любимый сын! Но молодой человек, не переставая хмуриться, произнес, особенно напирая на слова: — Я не могу быть тоже вашим сыном; вы мать только одного из нас: я или ваш сын, или нет, одно из двух! — О, Джон! — с упреком воскликнул Джек. — Наша мать… — Моя мать, — резко поправил его Джон, — или твоя мать, но не наша мать! — Но послушай, брат… — Не брат, я этого не хочу! — Хочешь ты этого или нет, а мы должны быть братьями ради спокойствия той, которая нас вырастила и воспитала. Правда, она дала жизнь лишь одному из нас, но пусть, видя в нас общую к ней любовь, она думает, что оба мы ее дети! — Да, да! — растроганно прошептала мистрис Прайс, опустившись на стул; на глазах у нее показались слезы. Джек тотчас очутился подле нее, опустился на колено, взял обе ее руки в свои и нежно сжимал их. |
