— Полицейские появляются всегда там, где случается что-то таинственное и необычное, — добавил я.

— Это точно! — воскликнул Эрик с таким видом, будто услышал нечто особенно умное.

Оба служителя закона взяли в руки чемоданы и направились в сторону поселка. Надо было пройти чуть больше полутора километров по песчаной проселочной дороге, вьющейся между полями.

Взвалив на себя свой багаж, мы направились вслед за ними. Наши велосипеды должны были прибыть с вечерним поездом.

Пройдя приличное расстояние — полицейские были все время в поле нашего зрения, — мы заметили Катю. Она спешила из поселка, чтобы встретить нас, и уже издали стала размахивать руками. Мы помахали ей в ответ.

— Послушайте, — сказал Очкарик. — Я считаю, что не следует говорить ей об этих полицейских. Во всяком случае, хотя бы до тех пор, пока не выясним, для какой цели они сюда прибыли. Как думаете?

— О чем говорить?! — вскричал Эрик. — Конечно же, нет никакой нужды волновать ее без надобности.

Катя уже пробежала мимо полицейских, не обратив на них никакого внимания. Я был очень рад снова видеть ее. Мне как-то не хватало нашей подруги в течение этих двух месяцев, прошедших с летних каникул.

Тут надо, пожалуй, объяснить, почему мы решили пока ничего не говорить ей о полицейских. Дело в том, что Катин отец — беженец. Он, как я уже упоминал, из славян. Фамилия его столь трудна в произношении, что я ее даже не запомнил. Он носит окладистую бороду. Думаю, что он много и успешно работает, но мы знаем его не слишком хорошо. По-датски говорит бегло, но еще с ошибками, так как живет в нашей стране всего несколько лет. Катя же находится в Дании давно. Ее мать — датчанка, а после ее смерти девочка жила у тетки в Копенгагене, пока не приехал отец и не купил в этом поселке небольшой дом. По пятницам к ним приходит домработница и наводит порядок. Все остальное на Кате. Ей уже четырнадцать лет. В школу она не ходит, но отец сам занимается с ней языками, математикой и другими предметами.

Этим летом Катиного отца навестили два чиновника из отдела полиции, ведающего делами иностранцев, для проверки условий его жизни. И хотя все обошлось хорошо, Катя в те дни сильно перенервничала.

Хотя у нас не было никаких сомнений, что эти двое не имеют отношения к ее отцу, мы все же решили ей о них не говорить.

— Добрый день! — приветствовала она нас. — Как здорово, что вы опять здесь!

Казалось, она была готова броситься нам всем по очереди на шею, но не сделала этого. Мы просто вчетвером пошли в поселок. Я успел заметить, что полицейские направились к гостинице. Таким образом, по крайней мере, мы знали, где их можно найти.

По дороге Катя многозначительно помалкивала. Когда же мы дошли до перекрестка, где обычно расходились в разные стороны, она не выдержала и сказала:

— Хотя я до вечера решила не говорить вам, все же знайте: я наткнулась на какое-то таинственное дело!

— Что же это такое?

— Я обнаружила таинственный дом на берегу моря. Очень и очень подозрительный дом. Думаю, речь идет о контрабандистах. Но больше я пока рассказывать не буду. Обо всем узнаете вечером. А где мы встретимся?

— Мы должны подойти к вечернему поезду: с ним прибудут наши велосипеды, — ответил я.

— Тогда заходите за мной. Я вместе с вами пойду на вокзал.

На том мы и порешили. Постояв еще некоторое время и поболтав о том о сем, разошлись. Но Катя так ничего больше не сказала.

— Это наверняка хорошенькое дельце, как раз то, что нам нужно! — Вот и все, что добавила она при расставании.

Каждый пошел своей дорогой. Мы с Очкариком направились к дому моего дяди.