– Идите к черту.

Лили моргает. Сирены становятся еще громче.

– Кроме того, тренер такого не говорил. Это Салли Энн передала мне его слова. И, возможно, она лжет. Думаю, она в него влюблена. И это гребаное идиотство. Как вообще можно влюбиться в тренера и думать, что это поможет тебе попасть в команду мирового уровня?

Сирены кричат прямо возле дома. Красно синие огни внезапно мелькают за жалюзи узкого окна, которое выходит на улицу, и их отблески пульсируют на стенах и потолке офиса Лили. Она поднимается со стула и спешит к окну. Раздвинув шторы, она видит, что две полицейские машины останавливаются прямо возле их дома. Сирены смолкают. Распахиваются двери. Три офицера в форме выходят под дождь. Но огни продолжают мелькать в тишине. Лили слышит, как Том зовет Мэттью.

– Кстати, тренер женат, и его не интересуют малолетки, – говорит Таррин и подходит к Лили, чтобы посмотреть в окно.

У Лили ускоряется пульс. Она не может сосредоточиться. Она слышит, как открывается передняя дверь их дома.

– Впрочем, брак не играет никакой роли, – продолжает Таррин. – Я видела тренера с женщиной, которая явно не его жена и определенно не малолетка. Он целовал ее за спортивным центром.

Лили видит, как Том спешит навстречу копам. На нем оранжевый дождевик – а не, как обычно, красный – и штаны для бега со светоотражающими полосками. Волосы промокли насквозь и прилипли к голове. Кроссовки покрыты черной грязью.

– Господи, это ваш муж? – спрашивает Таррин. – И что здесь делает полиция?

Мэттью

Сейчас

Мэттью Брэдли слышит стук деревянной калитки во дворе. Он думает, это ветер.

Все еще в пижаме, он встает коленями на кровать и выглядывает в мансардное окно своей комнаты на чердаке. Весь чердак – его личное пространство. Его сторожевая башня. Мансардные окна выходят на три стороны – на задний двор, на улицу перед домом и в боковой переулок, где у матери есть два парковочных места для пациентов. Он король своей крепости. Все видит и все записывает. Сейчас лето, и завтра будет солнцестояние – самый длинный день в году, – но этим ненастным утром темно, словно сейчас зима. Стоит густой туман, и дождь льет стеной. Вода струится по маленьким окошкам. Когда он выглядывает наружу, то видит, как с тополя отламывается ветка. Она летит вниз, ударяется о бельевую веревку и падает на траву.

И тут он замечает отца, идущего по лужайке к сараю.

Сердце мальчика начинает биться быстрее. Он наклоняется ближе к окну. На его папе непромокаемые штаны для бега со светоотражающими полосками, но голова не прикрыта, и волосы промокли насквозь. На нем нет дождевика. Мэттью точно видел, что утром папа уходил в дождевике и с фонариком. Он видел, как луч фонаря движется по улице сквозь туман, и думал, это очень круто – как его отец мчится навстречу буре. Белая папина футболка для бега промокла насквозь и прилипает к коже.

Возле двери сарая срабатывает датчик движения, и загорается свет. Теперь Мэттью видит отца яснее. Тот пытается открыть дверь и бросает взгляд через плечо. Похоже, он… нервничает?

Мэттью придвигается поближе к окну, прижимаясь носом к стеклу. Спереди на футболке отца виднеется больше темное пятно. Грязь? Может, он упал. Его отец исчезает в сарае. За ним захлопывается дверь. Включается свет.

Мэттью хмурится. Богатое воображение работает вовсю. Пятно на футболке отца кажется скорее красным, чем коричневым. Как кровь.

Он слезает с кровати и спешит к письменному столу. Рывком выдвигает ящик, хватает видеокамеру. Мэттью мог бы сделать фотографии на телефон, но однажды он станет известным репортером. Журналистом расследователем. Или детективом. Или полицейским под прикрытием. Или одним из тех офицеров, что носят белый защитный костюм с капюшоном, как в телевизоре, и делают снимки на местах преступлений.