Изменить размер шрифта - +
На окнах висели плотные бархатные шторы и кружевные гардины, которые по случаю дневного времени были раздвинуты и присобраны по обе стороны каждого окна с помощью причудливых бронзовых держателей. В центре комнаты стоял стол, и еще несколько небольших столов располагались около стен. Там были также диван, множество стульев и кресел, стеклянный шкаф с фарфоровой посудой, этажерка, заставленная безделушками и, наконец, большая ваза с красными и белыми розами.

Все это я охватила одним быстрым взглядом, потому что мое внимание сразу привлекла к себе женщина, сидящая в кресле с высокой спинкой.

Хотя она и сидела, было ясно, что она высокого роста. Она удивительно прямо держала спину, и я невольно обратила внимание на то, что из всех кресел, стоящих в комнате, она выбрала самое, на мой взгляд, неудобное — жесткое, без всяких подушек и с резной деревянной спинкой. Ее совершенно седые волосы были собраны в высокую прическу, увенчанную белым кружевным чепцом. В ушах у нее краснели крупные гранатовые серьги, ее бледно-лиловое платье было украшено кружевным воротником, заколотым гранатовой же брошью. Рядом с ее креслом лежала трость из черного дерева с золотым набалдашником, которой она, должно быть, пользовалась при ходьбе. У нее были живые, ярко-синие глаза, выдававшие ее родство с Габриэлем, в которых, однако, не было и следа той мягкости, которой мне запомнился его взгляд. Ее руки, лежащие на деревянных подлокотниках кресла, в молодости должны были быть очень красивы: они и сейчас сохранили свою форму, хотя и покрылись морщинами.

Несколько секунд мы молча изучали друг друга, затем я сказала:

— Добрый день, миссис Рокуэлл-Редверс.

Она протянула мне руку, словно королева своей подданной, и у меня мелькнуло ощущение, что она ожидает, что я преклоню перед ней колени, — так надменен и неприступен был ее вид. Я взяла ее руку, слегка наклонила над ней голову и тут же выпустила.

— С вашей стороны было очень любезно приехать ко мне сегодня, — сказала она, — хотя я надеялась вас увидеть еще на прошлой неделе.

— Это ваш внук предложил, чтобы я приехала сегодня, — ответила я.

— Вот как… — произнесла она, скривив губы в подобие улыбки. — Но мы не должны держать вас на ногах, — добавила она.

Саймон принес для меня стул и поставил его перед креслом Хейгэр.

— Вам, наверное, хочется пить с дороги, — сказала она, глядя на меня пронзительным взглядом своих синих глаз. — Для чая вообще-то еще рановато, но ради такого случая мы нарушим наш обычный распорядок.

— Прошу вас, не надо, — возразила я.

Она улыбнулась мне и повернулась к Саймону. — Позвони горничной, мой мальчик.

Он немедленно повиновался.

— Нам с вами есть о чем поговорить, — продолжала Хейгэр, снова обращаясь ко мне, — и это гораздо приятнее делать за чашкой чая.

В комнату вошла та самая горничная, которая впустила нас в дом, и старуха сказала:

— Доусон, чаю… пожалуйста.

— Да, мадам, — ответила горничная и вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

— Тебе будет скучно с нами, Саймон, так что мы простим тебя, если ты нас оставишь.

Хотя было ясно, что она говорит от имени нас обеих, это «мы» прозвучало в ее устах так, как оно звучало бы в устах царствующей королевы. Несмотря на это, я почувствовала, что свой первый экзамен я сдала успешно, и ни моя внешность, ни мои манеры не вызвали у нее неодобрения.

— Очень хорошо, — сказал Саймон, — я дам вам возможность получше познакомиться друг с другом.

— И будь готов отвезти миссис Рокуэлл домой в пять часов.

Саймон поразил меня тем, как безропотно он воспринимал ее приказной тон.

Быстрый переход