Так же, как Якоб Генрих Шлюссель развешивал на стенах своего трактира рога убитой им дичи, инквизитор Бартоломео — возможно, для устрашения — разместил при входе в здание инквизиции деревянную доску, на которой он красным мелом фиксировал кровавый след своей деятельности. И если даже большинство горожан не умели читать, то довольно было регулярных докладов грамотеев, дабы внушить страх и поощрить истовую веру в дух Святой Матери Церкви. Кто мог прочитать, читал:

СПИСОК КОЛДОВСКОГО ЛЮДА, КАЗНЕННОГО МЕЧОМ И СОЖЖЕННОГО

На первом костре пять человек:

Косая Анна Блудница из Гавани

Старая щеточница

Двое путников, исповедующих Магию сатаны

На втором костре два человека:

Арендатор судна Габриель, отрекшийся от веры

Управительница господина соборного пробста

На третьем костре четыре человека:

Управитель господина соборного пробста

Одержимый мальчик шести лет

Дочка аптекаря

Кольбер, довольно богатый человек, который утверждал, что гостия — это пища, которую суют в рот и снова получают из задницы

На четвертом костре пять человек:

Две неизвестные красивые женщины, которые продали Иисуса

Паж из замка Лезау

Жена мясника Рота, которая до этого заколола себя кинжалом

Франциск Баумгартнер, викарий женского монастыря, после того как он сделал беременной свою воспитанницу и говорил, что любит ее больше, чем Господа нашего Бога

На пятом костре три человека:

Прачка из монастыря Святого Стефана

Работник магистрата, после того как он уже полгода был похоронен

Руководитель хора Краутвурст, который тайно и одновременно имел двух жен

На шестом костре четыре человека:

Красивая монахиня Беатриса

Старая монахиня Летиция

Толстая монахиня Этельфрида

Монахиня Геновефа

Все они были одержимы дьяволом и общались с ним.

Всего неделями раньше женщины с седьмого костра причитали на большой площади перед собором, не зная, кого из их рядов постигнет эта участь. Когда наступила осень и плакучие ивы на реке, ветви которых касались лениво текущей воды, стали желтыми, когда уже близился праздник во славу Девы Марии, появились первые слухи, что имеются трое осужденных, двоих из которых уже настигла смерть.

Леберехт, узнавший новость от своего мастера Карвакки, предчувствовал, как и тот, самое худшее, а потому поспешил так быстро, как только мог, на кладбище Михельсберга, где его страхи подтвердились: могила Лысого Адама была разрыта, а гроб перенесен в тайное место.

В день заседания на соборной площади соорудили длинный деревянный помост вроде тех причалов на реке, к которым пристают лодки. Поскольку площадь резко уходила вниз, опоры помоста, бывшего длиною в пять повозок, со стороны здания Придворного штата достигали высоты лишь в один фут, а на другом конце они были высотой с двух рослых мужчин. На этом месте, хорошо видном со всех сторон, стояли плаха и столб с цепями. У подножия места казни палачи инквизиции сложили костер из суковатых поленьев. Целую ночь перед началом процесса перед трибунами горел огонь. Двое мужчин в длинных черных одеяниях с острыми капюшонами несли здесь вахту.

Несмотря на отсутствие запретов, ни один человек не отважился той ночью появиться на соборной площади. Все старались обойти это место, словно оно находилось во власти дьявола. Гонимый бессильной яростью, Леберехт дважды в течение Дня отправлялся по ступеням к Домбергу, но затем брал правее и каждый раз выходил к узкой тропе на Михельсберг: там с террасы, расположенной ниже кладбища, открывался вид на соборную площадь, где пылал сторожевой огонь. Вернувшись домой, юноша, зная, что не заснет, а также потому, что в каморке ему не хватало воздуха, решил выйти второй раз и, отправившись тем же путем, спустился вниз, на выступ стены.

Леберехта трясло. Четыре башни собора, всегда напоминавшие ему персты, воздетые к небесам, сейчас, на фоне ночного неба, приобрели вид хищных острых кинжалов.