Затем я добуду недостающее снадобье и добавлю в чудесный эликсир последний ингредиент. Я совершенно уверен, что сэру Гильберту и в голову не придет, почему я так беспокоюсь о „Жиральде“. Да, правду сказать, он и не заметит, что я беспокоюсь, так как я всячески стараюсь не обнаруживать никакого интереса, кроме того, который понятен для любителя редких книг.

Он сообщил мне сегодня, что книга находится в его библиотеке, а я выслушал это сообщение с совершенно равнодушным видом, хотя каждая жилка во мне дрожала от возбуждения. Как бы то ни было, приходится подавить свое нетерпение и помаленьку добиваться цели. Сэр Гильберт всецело предан своим книгам, все его желания сосредоточены на полках библиотеки. Он оставил меня обедать и представил своей дочери и ее жениху. Жених — представитель аристократии, безмозглый молодой атлет с телом Милона и „умом ящерицы“, по выражению Лэндора. Но мисс Филиппа Харкнесс — очень странная особа. Немало времени прошло с тех пор, как я изучал Лафатера и мои сведения в физиогномике, вероятно, очень скудны, но я редко встречал такое загадочное лицо. У нее есть ум, но она им не пользуется. Насколько я мог заметить, ее образование ниже среднего. Она толкует об охоте и о лошадях и разговор ее переполнен выражениями, которых, без сомнения, нет в английском словаре, — по крайней мере, насколько я знаком с ним. Она могла бы быть умнее, если б захотела, но не захочет, потому что природа не наделила ее одной из самых могущественных страстей. У нее нет честолюбия, она совершенно довольна своей повседневной жизнью и не стремится к чему-нибудь высшему.

Странно, что благая природа так капризна. Одному она дает честолюбие и никаких талантов; этой девушке дала таланты и ни капли честолюбия.

Вечером я заметил, что мисс Харкнесс что-то невзлюбила меня. Она довольно мила и вежлива, но избегает моего взгляда и, по-видимому, чувствует себя неловко, когда я обращаюсь к ней. Должно быть, мои манеры так на нее действуют. Ученые занятия — плохая школа светских манер и я всегда стесняюсь в присутствии женщин. Я заметил также, что у нее нет души — по крайней мере по отношению к музыке. Когда я играл мою фантазию, она ее прервала каким-то замечанием насчет охоты. Ба! сердиться тут нечего! а все таки мое самолюбие было оскорблено. Я думал, что моя игра очарует всех, — оказалось, что она не действует на эту девушку. Если бы стоило ненавидеть кого-нибудь, то я возненавидел бы ее. Ее натура совершенно противоположна моей и мы чувствуем естественное отвращение друг к другу. Странно — я никогда не испытывал такого раньше. Надо подавить это нелепое чувство, так как мне придется видеть ее почти ежедневно в течение шести месяцев. Все мои мысли сосредоточены на „Жиральде“. Завтра в это время я буду знать состав питья и… Пойду к ним завтра и узнаю тайну…».

Профессор Бранкель закрыл свой дневник и разделся, чтобы лечь в постель. Прежде, чем потушить лампу, он подошел к конторке и достал из нее флакон с бесцветной жидкостью. Отлив из него три капли, он выпил их. Затем снова спрятал флакон, улегся в постель и вскоре витал в царстве грез, вызванных чудесной силой эликсира.

Я стою под пологом безлунной и беззвездной ночи, освобожденный от земной оболочки — символа смерти. Моя бессмертная часть отделилась от смертной; я бестелесный дух, безымянный и бездушный, потому что я сам душа. Ничего земного не осталось во мне; я состою из эфирной субстанции, которую Бог вдохнул в человека. У меня нет чувств, физических или духовных, я голая человеческая душа, гражданин вселенной, участник вечности. Время распахнуло передо мною завесу прошлого и я вхожу в его чертоги, чтобы блуждать по многолюдным залам и созерцать пышный калейдоскоп человечества и чудные переливы красок, которые пестрая суета жизни отбросила на белую поверхность вечности.