— Если, по его мнению, мисс Кросс убила свою двоюродную сестру значит, он простофиля, — проворчал Энтони. — Самый и самый треклятый на свете дурак.

Разговор происходил на следующее утро, когда мужчины шли вдоль гряды скал на условленное место встречи с Маргарет Кросс. Накануне вечером инспектор отправился спать вскоре после того, как обрушил на них свое оглушительное сообщение, а Энтони и Роджер обсуждали это сообщение почти до утра, если не считать те полчаса, когда Роджер созванивался с газетой «Курьер».

Энтони наотрез отказался даже предположить, что Маргарет хоть малейшим образом могла погрешить против правды или сознательно утаить какой-нибудь существенный факт. Вместо того чтобы принять к сведению и анализу единственный логический вывод из ставших им известными обстоятельств, он предпочитал, чтобы его разорвали на куски раскаленными щипцами, и Роджера, который не меньше двоюродного брата был озабочен тем, чтобы имя девушки было очищено от подозрений, но сознавал все трудности, связанные с этим, позиция Энтони уже несколько раздражала. На последние слова кузена он даже не ответил, а только тихо вздохнул. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не спорить, но ссора с Энтони ни к чему бы хорошему не привела, а Энтони был готов вцепиться в глотку всем оппонентам на свете. Остаток пути они проделали в тягостном молчании.

Маргарет Кросс ждала их возле уступа скалы, где они сидели накануне. Лицо ее было встревожено и носило явные следы бессонной ночи.

— Ой, как я рада вас видеть, — воскликнула она, обмениваясь рукопожатием с Роджером, — у меня, право, такое чувство, словно вы мой единственный друг во всем мире.

— Не забудьте и про меня, мисс Кросс, — Энтони улыбнулся и в свою очередь пожал ей руку.

— Нет, конечно, я о том не забываю, — ответила девушка, словно ей было ни жарко, ни холодно от его слов, а попросту говоря, ответила совершенно равнодушно и быстро отдернула руку, так как Энтони явно хотел задержать ее в своей и сжать покрепче. С подчеркнутым вниманием, снова повернувшись к Роджеру, девушка нетерпеливо спросила, нет ли чего-нибудь нового.

По лицу Энтони скользнуло выражение, что бывает у собаки, протянувшей лапу, чтобы поиграть с мухой, которая вдруг оказалась осой, — обиженное и одновременно удивленное. А так как Маргарет Кросс продолжала демонстрировать ему свою спину, удивление уступило место уязвленности, а так как девушка не только не проявляла никакой готовности включить его в обмен мнениями, но совершенно явно его игнорировала, то уязвленность и горькое разочарование, которые он испытывал, сменились чувством оскорбленности. Столь же демонстративно, как вела себя она, Энтони отошел от них на несколько шагов и стал забавляться бросанием камешков со скалы в море. Энтони сердился.

Будь он поумнее, ему следовало бы ощутить себя польщенным, но при его нынешнем умственном развитии как он мог догадаться, что молодая леди, привыкшая немало гордиться своей независимостью и силой воли, страдала при мысли, будто она словно какая-нибудь мокроносая идиотка рыдала на плече незнакомца и даже искала утешения, так сказать, в его объятиях. Таким образом (будь Энтони поумнее и поопытнее), он мог бы ее раздражение, направленное против него, как свидетеля ее унижения, расценить как очень лестный комплимент. Но Энтони не обладал ни опытом по этой части, ни мудростью.

— Энтони, подойди сюда и послушай! — крикнул Роджер, который очень хорошо понимал, откуда ветер дует.

С очень небрежным видом Энтони медленно подошел к Роджеру и Маргарет.

— Я сейчас рассказал мисс Кросс о пуговице. Может быть, это против правил нашей игры с инспектором, но я считаю, что мисс Кросс должна обо всем знать.