— Не может быть!.. Ты, ярый поборник набожных стремлений, ярый приверженец нашего рейнского деспота? Так-то ты следуешь его учению?

Профессор слегка пожал плечами.

— Врач учится иначе думать о человечестве и об обязанностях отдельных людей по отношению к нему, — сказал он. — Я никогда не забывал о великой цели — стать действительно полезным окружающим, но чтобы добиться этого, пришлось много забыть и оставить.

Они прошли дальше, и их голоса затихли, но вскоре они вернулись под сень акаций, ветви которых бросали тень на проходившую мимо дома дорожку.

— Не спорь! — снова услышала Фелисита оживленный голос профессора. — Так же, как и прежде, я отчаянно скучаю в женском обществе. А мое знакомство как врача с так называемым прекрасным полом вовсе не способствовало улучшению мнения о нем.

— Это понятно, что ты скучаешь в женском обществе, — возразил Франк. — Ты ведь всегда ищешь простоты, если не сказать, глупости... Ты ненавидишь современное женское воспитание. Я тоже не сторонник бессмысленной игры на рояле и пустой французской болтовни, но не следует заходить слишком далеко... Вы хотите засадить женщину за средневековую прялку, заставить ее жить в обществе прислуги — это не только несправедливо, но и глупо. В руках женщины находятся души ваших сыновей в то самое время, когда они наиболее восприимчивы. Приучите женщин к серьезному образу мыслей, расширьте тот круг, который вы называете женским призванием, и вы увидите, что тщеславие и слабохарактерность исчезнут.

— Милый друг, на этот путь я никогда не встану! — насмешливо сказал профессор.

— Я знаю, ты думаешь, что всего этого можно достигнуть без труда благодаря благочестивой жене… Мой уважаемый профессор, я тоже не хотел бы иметь неблагочестивую подругу жизни. Женщина без благочестия — это все равно, что цветок без аромата. Но берегитесь! Вы думаете, что она благочестива, заботлива и хорошо воспитана, вы даете ей полную свободу, и вдруг в вашем доме водворяется такая тирания, какой вы никогда бы не снесли от менее благочестивой жены. Под прикрытием благочестия крепнут все дремлющие в женской душе дурные наклонности. Ведь и во имя Господа можно быть жестокой, мстительной, высокомерной и в слепом фанатизме проклинать и разрушать все прекрасное.

— Ты заходишь слишком далеко. Впрочем, мне это безразлично, наука совершенно заполнила мою жизнь...

— Ну, а эта? — прервал его адвокат, указывая на аллею сада, где появилась советница в сопровождении ребенка и госпожи Гельвиг. — Разве она не воплощение твоего идеала? Проста, всегда одета в белое платье, которое, к слову сказать, ей очень идет, благочестива — в этом не усомнится тот, кто увидит ее в церкви с воздетыми прекрасными руками. Она презирает всякое знание, так как оно могло бы помешать ее вязанию или вышиванию. Она — вполне приличная партия, так как равенство, по-твоему, необходимо для хорошего брака. Словом, все указывает на нее как на ту...

— Ты зол и всегда не любил Адель, — раздраженно прервал профессор. — Боюсь, что это потому, что она — дочь человека, который в такой строгости воспитывал тебя... Адель добродушна, безобидна, и она прекрасная мать. — Иоганн направился к медленно приближавшимся дамам и любезно приветствовал их.

Глава XIII

Вскоре на площадке появились гостьи, большей частью разодетые в светлую кисею. Темные прямые стволы тисов служили прекрасным фоном для грациозных женских фигур. Все приглашенные сгрудились около стола и принялись за вышивание.

По знаку госпожи Гельвиг Фелисита принесла на подносе кофе.

— Мой девиз: «Просто и дешево», — весело говорила советница. — Я принципиально не ношу летом материю, которая стоила бы дороже трех талеров.