– Ну, детективы, кого взяли? – Бычихин всадил щуп в землю. – Где этот неприятельский лазутчик?

– Да вот, говорю, не зря же они курганами интересуются,- объяснил Шкуматов. – Говорю, охранять надо, дело серьезное.

Бычихин неожиданно расхохотался.

– Да вы что, в самом деле? Местные жители проявляют обыкновенное любопытство, а вы думаете черт знает что! Орете, ловите!.. Может, еще колючей проволокой могильник обнести и взвод охраны поставить?.. Дети собрались. Стеснительность – характерная черта всех аборигенов, пора бы знать.

– Ничего себе! – сказал Шкуматов. – Зачем тогда ползать, если любопытство?

– Значит, у них такой обычай, – отозвался Стас. – Одни в замочную скважину подглядывают, другие ползают.

– Люди не хотят, чтобы мы делали раскопки, – вмешался я, – пока лишь это известно точно.

– Одним словом, мужики, давайте обедать и начнем расколки, – решительно сказал Бычихин. – Так мы неделю еще басни травить будем.

Он выдернул щуп и неторопливо направился к палаткам.

Шкуматов развел костер и начал греметь посудой. Я побродил вокруг палаток и взялся заряжать фотоаппарат: Бычихин прав. Нечего тянуть время, его и так мало отпущено…

– У меня к вам разговор, Павел Александрович, – заглядывая в палатку, прошептала Алена. – Можно?

– Говори, – бросил я.

– Я должна сейчас же идти в Еранское, – заявила Алена,

– Зачем?

– Я там все выясню и приду. Мы должны все выяснить.

– После обеда мы начинаем раскопки, – сказал я. – А ты условие помнишь. Тем более ты сказала, что песен там не поют. Так что твоя практика срывается.

– Я не из-за песен! – горячо зашептала Алена. – Я хочу для всех! Мы не можем так работать! Надо урегулировать конфликт с жителями…

– Дипломат…

– Не смейтесь, Павел Александрович. Я женщина, и мы сможем понять друг друга! Кого вы пошлете?

– Я за тебя отвечаю головой, Алена, и не могу рисковать.

Выходило, будто я говорил чужие слова. Кого, собственно, опасаться? Женщин?.. И если у Алены после вчерашнего знакомства с жителями Еранского не пропала охота идти к ним опять, значит, действительно она что-то сможет выяснить. Отпустить? Не звери же там, не растерзают.

– Иди, – сказал я. – Только долго там не задерживайся.

– Хорошо! – обрадовано зашептала Алена. – Диктофона брать не буду. А то вчера их только напугала… Я быстро!

Алена убежала, а я целый час не выходил из душной палатки. Наконец позвали обедать. Мы сели за стол. Шкуматов, ничего не подозревая, поставил пять мисок борща и уселся с краю. Сергей вопросительно глянул на меня, и я приготовился объясниться.

– Смотрите-ка, – проронил Шкуматов. – Вон, на тропе… Я оглянулся. По тропе шла женщина в мужской рубашке навыпуск, в шароварах и кирзовых сапогах. В одной руке ее был зажат платок, и конец его тащился по земле.

– Приятный аппетит, – сказала она сдержанно низким, с хрипотцой голосом.

– Нежевано летит, – бухнул Шкуматов и осмотрелся. Ребята помалкивали, забыв о еде.

– Садитесь с нами, – предложил я, разглядывая женщину. На вид ей было лет пятьдесят: худое загорелое лицо, строгие усталые глаза под черными бровями…

– Спасибо. – Она вытерла платком лицо и шею. – Кто начальник-то будет? Ты, что ли? – Женщина глядела на Бычихина.

– Я начальник… – Я вышел из-за стола. – Воронин, Павел Александрович.