Изменить размер шрифта - +
 — Да, кстати, — повернулся он ко мне, — как по-твоему, этот мужик, толкавший икону, не мог быть Гришкиным Толяном?

— Кто его знает! — ответил я, аккуратно убирая письмо в карман. — По-моему, вряд ли. То есть, было бы здорово, если б это было так, нам бы и искать его не пришлось, и многие загадки мы бы сразу выяснили — но ты представляешь, сколько в городе пьянчуг, которым остались иконы от родных?

— Не так много, — справедливо возразил Ванька. — Большинство из них иконы давным-давно пропили, как и всё остальное, так что круг поисков будет узким. Это они, чужаки в нашем краю, не могли сообразить, где искать — а мы разом найдём!

— Как по-вашему, они честные люди или нет? — спросила Фантик, когда мы уже торопливо шли к гостинице. — Мне кажется, что честные. И… — она замялась, а потом выпалила. — Мне жалко, что я их так описала, как негодяев! Это, видно, из-за всей обстановки. А сейчас я понимаю, что даже в этом, в Желтолицем…

— В Одноруком! — с важным видом поправил её Ванька.

— Ну да, пусть в Одноруком… Ничего зловещего не было! И как я могла не заметить, что у него нет одной руки!

— Не гони волну, — предостерёг я. — Ведь и отец Валентин призывал нас к бдительности. Он не уверен, что они рассказали ему полную правду… Или всю правду.

— Так ясно же, что он продолжает подозревать их шутя… — начала доказывать Фантик, но тут, буквально в пять минут, мы подошли ко главному входу в «Княжескую» и я сделал знак прекратить лишние разговоры.

Швейцар, весь раззолоченный и навороченный, чуть покосился на нас, потом расцвёл в улыбке:

— Ба! Борька с Ванькой! И каким ветром вас сюда занесло?

Я пригляделся ко швейцару. Лицо, вроде, было знакомое, но я не мог сообразить, кто он такой и откуда он нас знает.

— Забыл? — усмехнулся раззолоченный громила. — А кто тебя в «ягуаре» сопровождал, а потом оформлял этих охотников за сокровищами и выпроваживал их из города?

Тут я вспомнил. Это был один из телохранителей Степанова, крупнейшего местного мафиози — или, попросту, бандюги. Про Степанова я, по-моему, упоминал. Он долго был шофёром отца, а потом ушёл «в бизнес» и теперь был владельцем городского рынка — отреставрированных Степановым торговых рядов семнадцатого века, которые Степанов оборудовал всякими современными холодильниками и укрыл их внутренний двор (ряды образовывали замкнутый четырёхугольник) стеклянным куполом, чтобы там тоже было удобно торговать — и ряда других предприятий. Фрукт этот Степанов был ещё тот — как, надо понимать, и его телохранители с приплюснутыми боксёрскими мордами и прочие приближённые — но к отцу относился с неизменным уважением, и даже трепетом, а в тот раз, о котором упомянул швейцар, и правда здорово нам помог.

— Точно! Я тоже тебя помню! — заявил Ванька. — Ты, что, ушёл от Степанова?

Громила повёл плечами так, будто расшитый золотом зелёно-малиновый кафтан был ему не очень по душе и он был бы рад его сбросить, и рассмеялся.

— Почему ушёл? Я на самом что ни на есть боевом посту!

— Погоди!.. — мои глаза округлились. — Хочешь сказать, и эта гостиница теперь принадлежит Степанову?

— А як же! — довольно ухмыльнулся громила. — А чего бы ещё здесь всё было так чисто и ухожено, бельё в номерах меняли каждый день, и в каждом номере все работало — и душ, и телевизор, и холодильник?.. Но вы-то за каким делом сюда пожаловали?

— Тут остановились художники, скупающие иконы, — объяснил я.

Быстрый переход