Он обвёл нас взглядом. Мы молчали, потрясённые. Такого поворота событий никто ожидать не мог!

— Мне, как вы понимаете, на Гришку наплевать, — продолжил Степанов. — Так же, как наплевать на Толяна и его сестру. Но есть кой-какие вещи, которые касаются лично меня. Поэтому я бы очень хотел от вас услышать, что, собственно, произошло.

Наступила долгая пауза. Мы утрясали услышанное в наших башках, а Степанов ждал. Потом мы все переглянулись, и я понял, что Ванька и Фантик доверяют говорить мне. И я заговорил.

— Я точно могу сказать, что Гришка нисколько не виноват. А если там кто кого обворовывает при дележе наследства — так это сестра брата, а не брат сестру. И вообще, у этой сестры не все винтики в голове на месте. Она с мужем такое творила!.. Я так понимаю, им оговорить человека — раз плюнуть. Может, просто так, а может, подумала, что если брата посадят, то все наследство ей одной достанется.

— Что, такое хорошее наследство осталось от бабки? — иронически усмехнулся Степанов. — Есть, что делить? Хотя, да, что делить — всегда найдётся!

— Они, в основном, из-за одной старой иконы разодрались, — сообщил я. — То есть, это «Толян» считает, будто икона всего одна, а мы с Гришкой нашли доказательства, что икон несколько и что сестре Толяна это известно. Только брату она об этом ни гу-гу!.. Гришка ездил только одно проверить: в самом ли деле сестра скрывает от брата про другие иконы, или она тоже о них не знает — и тогда выходит, эти иконы прикарманил кто-то третий. И Гришка полностью убедился, что, да, это она дурит брата! Сапоги с рыбным запахом, чешуя на них…

— Постой, постой! — Степанов тормознул меня, в полном недоумении. — При чём тут сапоги и чешуя?

— При том, — выпалил Ванька, — что эта сестра с мужем браконьерствовали на территории заповедника! И браконьерствовали ну вообще не по-людски! Представляете, наловили больше пятидесяти щук, выпотрошили их и выкинули в яму!

— Что-о? — у Степанова округлились глаза.

Мы поведали ему историю с щуками и возникшую у нас версию: что эта сестра с мужем вернулись за сетями, когда рыба была уже дохлая. И перебирали её, чтобы отобрать рыбин, ещё годных в пищу.

— Да, скорее всего, так оно и было, — согласился Степанов. — Ваш отец об этом знает?

— Мы решили ему не говорить, пока сами во всём не разберёмся, — ответил я. — А уж потом поднести эту парочку «тёпленькой».

— Лучше было сразу ему сказать, — заметил Степанов. — Если бы он помчался их штрафануть, то и «скорую помощь» к ним вызвали бы раньше, и Гришку бы они не решились оговаривать.

— Гришка их отравил, как же! — фыркнула Фантик. — Мы сразу решили, узнав, что они раскисли, что они потравились этой рыбой, которую слопали из жадности!

— Если бы рыбой… — вздохнул Степанов. — В том-то и дело, что рыба здесь ни при чём. У них отравление ртутью, и очень тяжёлое.

— Чего-чего? — в один голос переспросили мы.

— Да, ртутью. Вот почему это дело меня так касается.