Когда я закончил, наступила долгая пауза.

— Гм… — Алик почесал подбородок. — Единственно, что… Возможно, этот аквалангист вовсе не думал, что стреляет в человека. Возможно, он именно за этим сомом и охотился. И, возможно, сам бы перепугался до смерти, увидев, что попал в тебя!

— Вот уж нет! — убежденно возразил я. — Видели бы вы его рожу! И потом, он шел на свет моих фонариков — целенаправленно шел — поэтому он был уверен, что выслеживает человека! Сом, конечно, сбил его с толку — и не только с толку, вы бы видели, как этого мужика понесло прочь, когда в него врезалась эта огромная туша! Возможно, теперь он будет считать, что с самого начала видел сома, а то, что он принял за свет фонарика, было странной игрой отраженных солнечных лучей в воде. Но нам надо быть начеку! Я вам точно говорю, что он, скорей всего, не один! И вся его компания — они если и не бандиты, то что-то очень близкое к бандитам, и охотятся они за чем-то очень для них важным!

— Ужас! — сказала Фантик. — Я бы умерла со страху!

— А мне жаль, что тебе пришлось бросить люстру и бутылку! — сказал Ванька. — Надо обязательно будет их вытащить!

— А мне интересно, что в этой коробочке, — сказал я. — Не знаю, как её называть, шкатулкой или ларчиком.

— Всем интересно… — Павел вертел шкатулку в руках. — Совсем не пострадала от воды. То есть, сделана из какой-то не гниющей породы дерева. Какие породы у нас не боятся воды? Кипарис, можжевельник… Да, либо можжевельник, либо кипарис…

— На можжевельник не очень похоже, — сказал я, приглядываясь. — У нас в лесах можжевельника полно, и мы даже сами делали из него эти пахучие подставки для чайников, поэтому мы знаем…

— Значит, кипарис, — кивнул Павел.

Сергей хмыкнул и продекламировал:

— Все точно, кипарисовый тайник, — добавил он. — Интересно, вдруг в нем как раз самоцветы и окажутся?

— Ну, тут много чего можно вспомнить! — подхватил Павел, не желающий отставать. — Например:

— Тоже все точно. Ведь конец наступил улицам и переулкам древнего города, так?

— Но я предлагаю реальный вариант того, что может быть спрятано, сказал Павел. — А что такое «царскосельская одурь»? Как ты её представляешь?

— Да мало ли как… — пожал плечами Сергей. — Царские драгоценности. Рукопись гениальной поэмы, считавшейся утраченной. Я тебе тысячу вещей назову, напрямую связанных с Царским Селом.

— Давайте скорее откроем ее! — вклинился Ванька.

— Да, давайте, — поддержала его Фантик.

— Что ж… — Алик выбирал самый острый и крепкий ножик. — Попробуем открыть… Хотя, я думаю, дерево так разбухло, что придется повозиться.

— При этом, внутри шкатулка может оказаться совершенно сухой, заметил я. — Арсеньев — тот, что путешественник — рассказывает в одной из своих книг, в «Дерсу Узала» или в какой-то другой, как они сохраняли спички сухими в насквозь сырой тайге. Они убирали спички в плотно закрывающиеся деревянные коробочки. Когда снаружи влага пропитывала дерево, дерево так разбухало, что внутри оставалось совершенно сухим. Мы сами пробовали этот метод — работает.

— Возможно, для того вещи и спрятали в негниющее дерево, а не в металлическую коробочку, — сказал Алик, пытаясь ножом поддеть крышку. — То есть, судя по размерам ларчика, надо говорить не «вещи», а «вещички».