Лодка скользила по зеркалу бухты. Пенелопа сидела на руле, а ее шеф, накинув плащ, возился с мощным мотором. Когда они отъехали достаточно далеко от берега, он заглушил двигатель и сел.

— Ну, и какого вы мнения об Англии?

— А разве вы не хотите заняться рыбной ловлей? — осведомилась Пенелопа.

Мистер Дорбан покачал головой.

— Я даже не захватил с собой удочек. Мне надоело это занятие. Садитесь поближе.

Пенелопа заколебалась. Она почувствовала, что может попасть в неприятную ситуацию, и начала сожалеть, что согласилась на эту поездку.

Мистер Дорбан наклонился вперед. У него в руках оказалась колода карт. Он машинально тасовал их. Уголки его рта опустились, в карих глазах появилась печаль. Эта перемена в поведении столь жизнерадостного человека была так разительна, что Пенелопа удивилась.

— Какого вы мнения о Цинтии? — неожиданно спросил мистер Дорбан.

— Вот странный вопрос, — улыбнулась Пенелопа.

— Не вижу ничего странного. Ладно. Давайте я покажу вам фокус. Перетасуйте карты.

Он подвинул ей колоду. Пенелопа послушно взяла в руки карты и перетасовала их.

— Цинтия — весьма холодная натура, — продолжал свою мысль ее собеседник. — Вам, должно быть, это бросилось в глаза. У нее достаточно властный характер, и с ней нелегко ужиться.

— Вот, я перетасовала, — перебила его Пенелопа.

Мистер Дорбан взял карты и в одно мгновение заново перетасовал колоду. Карты замелькали в его руках, а потом он стал элегантными движениями выкладывать их перед собой: туз, король, дама, валет, десятка, девятка и так далее, все карты одной масти и по порядку. Потом последовала другая масть, за ней — третья.

Пенелопа удивленно смотрела на появлявшиеся перед ней в строгом порядке карты. Ведь она тщательно перетасовала их. Эль Слико! Она снова вспомнила рассказы стюарда.

— Ну? — улыбнулся Дорбан.

— Как вы это делаете? — вырвалось у Пенелопы.

Все это было так интересно, что она даже забыла о своих подозрениях.

— Перетасуйте карты еще раз.

Пенелопа вторично перетасовала колоду, следя за тем, чтобы в ней не было подряд карт одной масти.

— В жизни не видела подобного карточного фокуса, — призналась она.

— Вас это забавляет? — равнодушно осведомился Дорбан и снова разложил перед собой упорядоченную колоду. — Но вы не высказали своего мнения о Цинтии.

— Я не хотела бы отвечать на этот вопрос. Скажу только, что она очень внимательна ко мне.

— Вы ошибаетесь, Цинтия никогда не была к кому-либо внимательной. Порой я хочу, чтобы ее не было вообще…

Дорбан произнес эти слова так спокойно, что Пенелопа не поверила своим ушам.

— Но, мистер Дорбан! — ужаснулась она.

Он улыбнулся.

— Вы решили, что я очень жестокий человек. Но это не так. Я просто не вижу возможности избавиться от Цинтии. Вы смотрите на меня и воображаете, что я хочу ее убить. Но это не так. Я просто констатирую факт. Я беседовал с ней на эту тему, но она отлично знает, что я не смогу развестись с ней, так как она не даст мне развода. Я не могу покинуть Цинтию по причинам, о которых пока не могу говорить. Я не могу плохо обращаться с ней, потому что не в моих привычках так обращаться с дамами. Я не могу даже объявить ее душевнобольной — она самый разумный человек из всех, которых я встречал на своем веку. Но моя душа тоскует по вниманию и любви, которых я никогда не находил в Цинтии. Она и понятия не имеет об этих чувствах…

Пенелопа с удивлением слушала его.

— Разумеется, все это Цинтии известно, — уточнил Дорбан, — и потому пригласили сюда вас.