Вот все, что вам нужно знать о нас, и все, что вы узнали бы, если дела пошли бы по-другому и ничего не случилось.

Я сунула ноги в туфли и встала.

– Предполагается, что художник пишет картины, месье. Я должна попросить вас показать мне некоторые из них.

Он вновь усмехнулся:

– Почему бы нет, тем более что теперь мы понимаем друг друга лучше. Я был студентом отделения живописи, прежде чем стал тем, что я есть. Надеялся, что всерьез займусь рисованием. Сейчас для меня это лишь развлечение. К тому же стоять на природе с мольбертом – хороший способ наблюдать, кто проезжает или проходит по округе. Я работаю в другом доме. Пойдемте, устрою вам экскурсию.

Этьен предложил это так энергично, что я не смогла устоять. Мадлен окликнула нас, предлагая кофе, но я отказалась. Она вытерла руки о фартук и улыбнулась мне, качая головой:

– Я прошу прощения за Пьера, мадемуазель. Он никому не причиняет зла, а в ярость впадает, только вспоминая прошлые обиды. И то он может наброситься лишь на того, кто издевался над нами когда-то давно. Клянусь вам...

– Я знаю, – ласково ответила я. – Спасибо вам за то, что помогли мне прийти в себя.

– Мадемуазель так же добра, как и отважна, – прошептала женщина и поспешно отвернулась со слезами на глазах.

Я размышляла над ее словами, когда шла за Этьеном Метье к его дому. Да, кто-нибудь более пугливый, чем я, умер бы на мельнице от страха.

Козла сейчас нигде не было видно. В доме по-прежнему лежал на стуле свитер. Этьен провел меня в другую комнату, залитую солнечным светом, который проникал через незастекленные окна без занавесок.

Рядом с окном стоял мольберт с незаконченной картиной. Дюжина небольших работ без рамок и ящик с красками валялись на полу у стены. Рассматривая их, я удивилась оригинальности цветовой гаммы и композиций. Темные фигуры крестьян, работающих в поле, резко выделялись на фоне роскошных желтых полей, зелени лесов и возвышающихся на заднем плане голубоватых гор в снежных шапках. Я рассмотрела подпись: "Метье".

– Они очень хороши! – невольно вырвалось у меня.

– Вам понравилось? Когда-нибудь я напишу еще лучше, если жизнь позволит, Дениза.

Я быстро взглянула на него, удивленная, что он обратился ко мне по имени.

– Да, обязательно напишете, – пробормотала я. – Теперь я должна идти – мне еще многое нужно сделать.

– Мне хотелось бы написать ваш портрет. Если, конечно, вы согласитесь уделить еще немного времени тому, кого повстречали при столь неприятных обстоятельствах? Буду вам необычайно благодарен.

Я смущенно смотрела на него, чувствуя, как щеки заливает румянец. Но если он это и заметил, то не подал виду. В его серых глазах читалась мольба.

– Это слишком смелая просьба, я знаю. Но портрет будет вашим, а наслаждение от работы над ним – моим. У вас хорошая головка, лицо отражает каждое чувство... Пожалуйста, Дениза...

Если на моем лице опять отразились какие-то эмоции, я надеялась, что он не сможет их понять.

– Я не возражаю... – пробормотала я. – Но мы с вами можем больше никогда не встретиться, месье.

– Пообещайте попозировать мне, и я придумаю, как это устроить, – с уверенностью сказал Этьен.

– Мой дядя... он своего рода затворник, – запинаясь, проговорила я. – Он не поощряет визиты в замок незнакомцев, месье. Видите ли, он.