– Показывай дорогу, – велел Андрэ. – Она там!

В ней не было злости на Элен, лишь глухое тоскливое недоумение. Но маркиза де Мортемара она боялась так, что при одном воспоминании о его вздернутой губе из желудка подскакивал к горлу отвратительный ком.

Воздух конюшни, привычный с детства, понемногу привел ее в себя. Над свежим ароматом опилок и тяжелым духом конского навоза витал летний запах сена и распаренного овса. Утром овес разложат по кормушкам загорелые руки конюхов.

Но до этого времени Гастон придет на свой первый обход.

У Николь созрел план побега. Она дождется дядюшку и умолит тайком вывезти ее из замка. В крестьянских хозяйствах под Божани всегда требуются помощницы. Она укроется в самой глуши, а там…

А там будет видно.

Николь подавила смутную тревогу, которую внушала ей главная фигура ее замысла, Гастон Огюстен. Преданность старшего конюха хозяину вошла в поговорку. «Служит как Гастон», – говорили о верном и усердном слуге.

Но не выдаст же он собственную племянницу!

Девочка притащила охапку соломы, сгребла для тепла опилки. Опустилась на колени и вознесла краткую молитву Святому Франциску, покровителю путешественников и беглецов.

Внезапно лошадь, до этой поры стоявшая смирно, подалась вперед и раздула ноздри.

Насторожилась и Николь.

– Что там, Птичка?

С кобылой творилось что-то неладное. Она вытянула шею и стала похожа на гончую. Уши плотно прижаты, белки глаз сверкают в лунном свете, зубы оскалены.

– Тише, тише, милая! Все хорошо.

Выскользнув из денника, Николь приблизилась к воротам конюшни. И вдруг сквозь щель между досок заметила снаружи свет.

Девочка замерла.

Послышались шаги, к первому факелу прибавился второй.

– Здесь лаяли, – заверил грубоватый голос. Николь узнала младшего конюха.

– Собаки-то вроде как спят, – возразили ему.

Но кто-то проговорил сипло и медлительно, растягивая слова:

– Они бы не брехали на нее. Девка в конюшне.

Николь прижала ладонь к губам.

Ох, вот и дождалась Гастона.

Черный пес, вздыбив шерсть на холке, рычал на Андрэ. Вторая дворняга заходилась в визгливом лае, от которого Жермен едва не оглох.

– Убери его! – угрожающе приказал бородач. – Или брюхо ему распорю!

Жермен оттащил Мрака и привязал к конуре.

– А ну тихо! – рявкнул он.

В воздухе щелкнули зубы. Младший конюх едва успел отдернуть руку.

– Сдурел?! – На всякий случай он отошел подальше от разозлившегося пса.

Вторая псина сама отбежала в сторону. Третья настороженно следила за ними.

«Чертова девка! – со злостью подумал Жермен. – Не знаю, как она это делает, но собаки сходят с ума по ее вине».

Выходит, бородач, похожий на ожившего мертвеца, был прав: Николь и впрямь пробралась на конюшню.

Если Андрэ рассчитывал тихо схватить ее сам и доставить хозяину, то просчитался. Стоило ему подойти к воротам конюшни, как сперва Мрак, а за ним и другие две собаки вскочили и подняли оголтелый лай.

На шум сбежались слуги, размахивая факелами. Жермен заметил в толпе узкое костлявое лицо старшего конюха и скривился.

Он недолюбливал Гастона со времен одного старого случая. Старик всю жизнь был несгибаем, как сухой прут. И сейчас он стоял очень прямо, сцепив руки за спиной. «Стервятник, – подумал младший конюх. – Заклюют Птичку, а ему и горя мало».

Откровенно говоря, Жермену и самому было плевать на Николь. Воруешь – не попадайся, а попалась – так отвечай.