Змей для нас дьявол. Что же значит: «Как Моисей вознес змея в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому»? (Ио. 3, 14.) Мы и это забыли, а они помнят: в древнетольтекском рисунке райское Дерево Жизни, Tamoachan, с надломленным посередине стволом, источающим кровь, обвивает кольцами Змей с лицом Мужеженщины, arsênothêlys, как определяют Гностики-Офиты существо «второго Адама», «Сына Человеческого» (Dévigne, 192. – Donelly, 165).

XVII

«Медного Змея» на кресте как будто предчувствуют теотигуанакские ваятели, сплетая кольца базальтовых змей в подобие крестов (Ména, Les art anciens de l’Amérique. Expos. du Louvre. 1928 passim.).

Надо было сделать выбор между двумя Змеями – губящим, на Древе Познания, и спасающим, на Древе Жизни; выбора сделать не сумели атланты и погибли. Сумеем ли мы? Наше бывшее христианство – уже почти «атлианство» – умирающий свет Атлантиды. Это очень страшно – страшно, как то «зерцало гаданий», о котором говорит апостол Павел. Чье лицо в зеркале? Вглядываемся и узнаем себя – Атлантиду-Европу.

XVIII

Жуткое чувство воспоминанья-узнаванья, бесконечно-далекого – близкого:

египетский nem-masu, «повторение бывшего», орфический apokatastasis, «восстановление бывшего», – смутное, как бы сонное, и, вместе с тем, очень ясное, трансцендентно-физическое чувство «дурной бесконечности» овладевает нами, по мере того, как мы узнаем – вспоминаем Атлантиду.

Был и Он? Нет, Сын Человеческий был только раз на земле, а это лишь тень Его, простершаяся от начала мира до конца. Если же мы смешиваем Тело с тенью, то, может быть, потому, что мы сами уже только тень.

XIX

«Мир или война?» – снова будут решать десять царей Атлантиды, сидя на жертвенном пепле, во святилище, где все огни потушены; снова решат: «война», и снова мудрый среди безумных узнает – вспомнит, что вся Атлантида-Европа будет пеплом и жертвой.

XX

Очень далеко от нас Атлантида, если очень далеко война, а если война, то и Атлантида очень близко.

XXI

Мы не такие, как атланты? Нет, такие же.

Когда Фернандо Кортец, готовясь принести двенадцать миллионов человеческих жертв для завоевания Мексики, стыдил ее последнего царя, Монтезуму, человеческими жертвами, тот ему отвечал:

– Вы, христиане, на войне делаете то же самое (Réville, 149).

Так могла бы ответить и Атлантида грешная «святой» Европе. Если же есть разница, то едва ли в нашу пользу. Судя по ученикам своим в древней Америке, атланты приносили в жертву только врагов своих – военнопленных; мы же – врагов и друзей, чужих и своих, потому что наша вторая всемирная война, международная, тотчас обернется гражданскою, убийство – братоубийством. «И приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам; проливали кровь неповинную... и осквернилась земля кровью» (Пс. 105, 37).

тысячу или десять тысяч или десять лет назад? Было вчера – будет завтра.

XXII

И еще разница: те приносили человеческие жертвы богу-дьяволу, а мы – себе, потому что каждый из нас – сам себе Бог. Но вывод из обеих религий один:

Вечная война – война всех против всех, до последней черты братоубийц Каинов.