— Подождите! Это чушь, вы бредите! — Бледность пятнами расползалась по лицу преступника.

Он немного попятился, машинально сжимая в руке ключ от кабинета.

— Вы вообще соображаете, в чем меня обвиняете? Это вопиющая некомпетентность, знаете ли!

Бесшумно отворилась дверь первого слева кабинета. Оттуда вышли два офицера. У одного в руке был пистолет. Второй приблизился к Сомову сзади, расстегнул на его ремне кобуру, вынул штатный ТТ.

Тот дернулся, судорожно сглотнул. Серо-бурые пятна зацвели на его физиономии. Он еще справлялся с эмоциями, но все понял. Сопротивляться было бесполезно, говорить какие-то слова — тем более.

— Отведите его в камеру, товарищи офицеры, и охраняйте, — сухо сказал капитан. — Не скажу, что мне очень жаль, Виктор Васильевич, однако я испытываю определенную удрученность. Вы представлялись мне приличным человеком. Ваша деятельность в качестве организатора преступной группы будет тщательно расследована, и вы получите по заслугам. Всего хорошего.

Подавленного преступника увели.

У капитана подкашивались ноги. Чертова усталость! Он добрел до стула, приставленного к стене, рухнул на него.

Справа послышалось выразительное покашливание. В дверном проеме последнего по счету кабинета стоял человек с погонами полковника. Ему было под пятьдесят, он смотрелся солидно, убедительно, мундир ему шел. В глазах полковника играла добродушная ирония. Он был в хорошем расположении духа. Для полковника Алябина, начальника отдела контрразведки СМЕРШ, это было нечастым явлением.

— Браво, капитан, сыграли, как в театре, надеюсь, взяли именно того, кого нужно. Впрочем, воздержусь от аплодисментов, чтобы не зазнались.

Тому пришлось опять подняться, принять строевую стойку.

— Я уже не Леха Белый, Павел Евгеньевич? — спросил капитан.

— Нет, достаточно с тебя этой дури, — с улыбкой проговорил Алябин. — Разрешаю прекратить раздвоение. Ты капитан Неверов Андрей Григорьевич, сотрудник третьего отдела ГУКР СМЕРШ, прикомандированный к нам из Ленинградского управления. Думаю, что с такими способностями ты имеешь все основания стать майором.

— Когда-нибудь, — уточнил Андрей.

— Когда-нибудь, — согласился Алябин. — Сейчас, понимаешь, не до этого, времена тяжелые.

— Звучит забавно, Павел Евгеньевич, — сказал Неверов и усмехнулся. — Раньше говорили, дескать, потерпи, времена сейчас тяжелые. Вот кончится война… Так она ведь уже закончилась, товарищ полковник.

— И что с того? — Алябин пожал плечами. — Наступило тяжелое послевоенное время. Все мы должны набраться терпения. Кстати, почему мы с тобой тут стоим? — Алябин неприязненно покосился на головы, торчащие из кабинетов.

— Не знаю. Вы стоите, и мне положено.

— Так заходи. Не родной, что ли? — Полковник посторонился, пропуская капитана в свои чертоги. — Присаживайся, будь как дома. И не стоит вскакивать всякий раз, когда я буду проходить мимо. Вижу, тебе сегодня не до физических упражнений.

— Спасибо, товарищ полковник.

В кабинете начальника контрразведки было тихо и глухо, как в подводной лодке. Домашним уютом здесь не пахло и все же было куда лучше, чем на воровской хазе. Капитан присел, откинулся на спинку стула.

— Насчет того, что война закончилась, я поторопился, товарищ полковник, — сказал он. — Наши войска ведут тяжелые бои с японскими милитаристами в Маньчжурии, на Сахалине, на Курильских островах. До капитуляции Квантунской армии еще далеко.