– Все ясно, – кивнул я. – А что от меня-то хотите?

– Сто тысяч долларов.

– А морду тебе вареньем не намазать?

– А пятьдесят?

– Блюмкин, – не выдержал я. – За пятьдесят штук я тебе морду прямо банкой намажу, без варенья. Хочешь?

– Ладно, хотя бы двадцать, – вздохнул Яков.

Нет, в этом мерзавце есть какое-то обаяние, определенно. А говорить в сотый раз, что я в жизни не сталкивался с такими наглецами не стану. А… уже сказал.

– Вот скажи, дорогой ты мой человек, – назидательно проговорил я. – Отчего я должен дать тебе деньги? От любви к товарищу Троцкому? Предположим, я люблю Льва Давидовича. Я его просто обожаю. Троцкому я дал бы и сто тысяч, и миллион, если бы имел, но причем здесь ты? А даже предположить… Яков, только только предположить, что я готов расстаться… ну, скажем, с сотней долларов, а это пятьсот франков, то что я с этого буду иметь?

– Вот, это уже деловой подход, – обрадовался Блюмкин. – Но мне нужно двадцать тысяч. А что ты с меня можешь поиметь, скажи сам.

– А что с тебя взять-то? Я же в торгпредстве служу, чем ты мне помочь сможешь? Ты уже попытался торговать, вон, с побитой рожей ходишь.

– А ты не ухмыляйся, – помрачнел Яков. – Что с меня взять? А ты с меня можешь чью-нибудь жизнь взять… Скажи, кого пришить нужно?

Хм… А ведь интересная мысль. Я-то недавно жалел, что у меня людей нет для небольшой войнушки. Может, Блюмкину это и поручить? В Париже недавно, языка не знает, а уже успел и в морду получить и едва бриллианты не продал. Я бы так не сумел. И совесть у меня останется чистой. Как ни крути, но я и помог товарищу Блюмкину с его мытарствами. Хотя… мог бы и как человек прийти, избежал бы многих бед. А так, сам виноват.

– Скажи-ка мне, Яша, а ты людей найти сможешь?

– Смотря для чего, – усмехнулся Яков, обнажая пару уцелевших стальных коронок. – Если для этого (провел ребром ладони по горлу), то не проблема. В Париже много кто околачивается, за десять тысяч франков отца родного убьют.

– Двух.

– Не понял?

– Двух отцов, – уточнил я. – Один отец пять тысяч стоит. А два, соответственно десять.

– Ишь, не знал, – хохотнул Блюмкин, мотнув нечесаной и давно не мытой башкой. – Но все равно, деньги понадобятся.

– Видишь Яков, с тобой сплошные расходы. Но насчет денег для исполнителей, разговор особый. А вот тебе придется свои отрабатывать. Так мы с тобой на скольких тысячах договорились? На пяти?

– Не-а, товарищ Кустов, не пойдет. Мне приказано: хотя бы по тыще долларов за брюлик. Двенадцать тысяч, как хошь… Эти бриллианты из букета императрицы выломаны, но там еще штук двадцать осталось.

Букет, это у нас что? Видимо, какое-то ювелирное украшение в виде букета. Да, ребята. Двенадцать бриллиантов от десяти до двадцати карат за двенадцать штук баксов. Этак весь Госхран за бесценок уйдет.

– Значит, сделаем так, товарищ Киршенбаум. Я вам пока сотню франков дам на гостиницу и расходы. Как заселитесь, позвоните в торгпредство, сообщите адрес. Я бы посоветовал «Виолетту», гостиница неплохая, берут недорого. Но вы сами смотрите, не навязываю. Лишнего по телефону не болтать, с вами свяжутся, с оружием помогут, денег подкинут. Сколько народу понадобится, пока не знаю, сообразим. Но можно потихонечку присматриваться, подбирать. Ну, а как выполните, отстегну вам двенадцать… даже тринадцать тысяч. А товарищу Троцкому скажете – мол, нашел Кустов покупателя, брюлики продал.