После начала Второй мировой войны (сентябрь 1939 — июнь 1941) советская разведка смогла выявить следующие тенденции в оперативной обстановке последних мирных дней: неизбежность войны; истинные устремления Германии, Великобритании. США в отношениях с СССР; самые неблагоприятные варианты развития ситуации для СССР, когда он мог оказаться один на один с Германией против коалиции европейских государств. Наконец, она смогла детально осветить военную, военно-экономическую и политическую подготовку Германии к агрессии против СССР. И назвала точную дату нападения.

Так, например, в архивном деле агента-антифашиста Корсиканца, сотрудничавшего с советской разведкой с 1935 года, имеется календарь сообщений с сентября 1940 по 16 июня 1941 года (более 50 резюме). И эти сведения представлены так: «со слов…», «из наблюдения…», «из документов, прошедших через руки…», «из документов…».

Конечно, эти сведения были секретными и важными по своей актуальности… И разведка сделала вывод, который начальник внешней разведки Павел Фитин доложил Сталину: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Это была формулировка из шифртелеграммы берлинской резидентуры, которая находилась в центре событий в этот трагический момент истории Советского государства.

Вот только реакция первых лиц страны была неадекватной тревожному содержанию документа от разведки: «Не поддавайтесь панике!» Доклад состоялся 20 июня — впереди была война, через считаные часы.

Сведения в Кремле о германском плане «Барбаросса» и введении его в действие, о стратегических целях и сроках начала войны, об окончательной дате нападения, причем секретные по содержанию и актуальные по времени, но не документальные! Ослабленной разведке было трудно, особенно в условиях, когда активно работала дезинформационная служба гитлеровцев, ввода дезинформацию в ряды и высших чипов, и офицеров вермахта.

Но имеется еще одна сторона трагедии советской разведки в канун нападения Германии на нашу страну. Сведения-то были объективные, но в фактическим виде, а не в аналитическом. Права на анализ разведданных в своей штаб-квартире разведка была лишена в 1937 году. Разведку отделили от анализа, а ведь именно она была на острие событий и лучше любой другой службы в правительстве и среди военных чувствовала ситуацию.

«В фактическом виде» — это значит, что разведданные шли «наверх» как бы «живьем»: что прислали из резидентуры, то и подавалось. Беда была в том, что в советском политическом и военном руководстве разведданные не анализировались на фоне военно-политической ситуации и военной доктрины Германии. А ведь вермахт — германские вооруженные силы — имел стереотип во всех случаях захвата европейских стран. Это были шантаж с позиции силы, ультиматум, провокации.

И шла «фактическая информация» в ЦК, СНК, НКО вплоть до 1943 года, когда разведке вернули право анализировать разведданные. Вот так обстояло дело с информацией — этим «хлебом» разведки — в самый тревожный период для Страны Советов.

* * *

И о Карибском кризисе. Окунаясь в специфику разведработы, желательно понять ее «азы», которые формируют понятие «краеугольные камни» мастерства разведки. «Азы» нужны для того, чтобы разобраться в столь сложной борьбе разведок между собой, в том числе в вопросах дезинформации — этом «высшем пилотаже» любой разведки.

Вот что говорил ас американской разведки Джеймс Энгельтон о методах дезинформации, правда, применительно к советской стороне:

«Бесчисленное множество военных хитростей, трюков, уловок, мистификаций, блефа и других методов дезинформации, которые советские и подчиненные им другие службы пользуются для введения в заблуждение стран Запада и с помощью которых стремятся вбить клин между нами» (спецслужбами Запада.