— Именно в наше время. Возможно, она одна поняла, что такое дар свободы.

— В монастыре! — Бердо рассмеялся. — Быть того не может.

— Максимум приобретений и впечатлений в самые короткие сроки и за минимальную плату, — Семашко подчеркивал каждое слово, постукивая по столику коробочкой от сигарет «Окасса Заротто». — Так вы сейчас понимаете свободу! Для вас реклама, скидки и распродажа — Отец, Сын и Святой Дух разом! И никто не замечает, что человек, которого подталкивает, поторапливает, завлекает, понукает, наконец, принуждает свора продавцов, начинает все быстрее и быстрее бегать, как слепая лошадь по кругу, пока дух вон не выйдет. То есть пока он не перестанет быть потребителем. Тереска там может рисовать, играть на скрипке и возиться в саду!!! Кто в наше время позволил бы ей такую роскошь? Муж? Любовник? Дети? Босс в фирме? Пенсионный фонд? Ипотека? Да ни в жизни! — Семашко, будто пророк, поднял вверх палец. — У нее, конечно, есть обязанности, но она избавлена от гонки, которую принято называть свободой. Община Свободных Сестер имени Хильдегарды Бингенской создана именно с этой целью — дать возможность женщинам, которых не устраивает ни одна из предлагаемых современным обществом форм жизни, следовать примеру их покровительницы. Да, да! — Семашко говорил с такой гордостью, будто сам это придумал. — Развивать и совершенствовать дарованные Богом таланты. Именно в области искусства и естествознания.

— Понятно, — Бердо кивнул. — Но разве нельзя делать то же самое в нормальных условиях, вне монастырских стен?

Семашко только вздохнул и отломил очередной ромбик маджуна. О каких «нормальных условиях» тот говорит?! Возможно, он не преминул бы еще кое-что объяснить, но к ним уже подходил возвращающийся из туалета Инженер.

Правой рукой он приветственно махал Бердо, а левой прижимал к уху мобильник, по всей вероятности заканчивая начатый в сортире разговор:

— Ну конечно, ваше пгеподобие! Увегяю вас, художник будет в востогге! Не сомневайтесь! Вы же понимаете, почему так нескладно получилось, — он не гискнул обгатиться к вашему пгеподобию в последний момент, будто к запасному иггоку. Тем более что такая пгостая идея ганьше не пгишла ему в голову. Когоче говогя, стесняется. Ну а я, считайте, пгиглашаю вас от его имени, в конце концов, я ведь габотаю в Институте искусствознания, вегно? Газумеется, ваше пгеподобие, это ггандиозный пгоект: ad maiohem Dei glohiam! Что касается подгобностей: он, конечно же, пгедложит вашему пгеподобию какую-нибудь значительную голь. Пгевосходно! Благодагю от лица искусства и нашего гогода!

Продолжая разговаривать, Инженер тяжело плюхнулся на стул напротив Бердо. Выключив наконец телефон, знаком попросил бармена принести очередную порцию джина с тоником и расхохотался.

— Вот будет сюгпгиз для нашего великого живописца! Он, конечно, не сможет ему отказать! Да и кто бы посмел? Сам их пгеподобие ксендз Монсиньоге согласился пгийти на фотосессию!

— Да уж, — буркнул Бердо, — и, конечно, при всех регалиях.

— Вот именно, — Инженер чуть не подпрыгнул. — Пги полном пагаде! Небось, — он посмотрел на часы, — пгямо сейчас начнет одеваться!

— Знаешь что, Инженер? — Семашко прервался, чтобы заказать себе двойной эспрессо и минеральную воду. — Мы знакомы не первый день, я наблюдаю за всеми твоими мерзопакостями, явными и тайными, но подобного мне видеть еще не приходилось. Зачем ты это сделал? С какой целью? Если ненавидишь Матеуша и хочешь подстроить ему гадость, пусти в ход свое искусство, а не интригу. Вдобавок интригу дурацкую. Или ты не можешь пережить, что не приглашен на фотосессию? А с какой стати ему было тебя приглашать? Ты подначиваешь журналистов, их руками обливаешь его выставки грязью, а когда он получил в Нью-Йорке награду за «Умерший класс», написал — один-единственный раз под своей фамилией, — что это сдохший класс, потому что само искусство сдохло! Может, стоило бы подождать, пока картина будет закончена? Что тебе не дает покоя? Чего ты злишься?

— Кугва, — Инженер повысил голос, — да газве он не обзванивал сегодня всех в панике, что Фганек попал в больницу и ему недостает Двенадцатого?

— Верно, — коротко подтвердил Бердо, — мне он тоже звонил.