«Мастифф», - определил породу Кторов, едва Добужанский вошел в кабинет.
– Ну что? - тонким фальцетом спросил начальник ЧК. - Смотри, Гнатюк, под твою ответственность я эту гниду выпустил. Скроется, ответишь перед революционным трибуналом по всей строгости рабоче-крестьянского закона!
– Да хоть сейчас готов, - мрачно сказал Гнатюк. - Ей-богу, Гервасий Бонифатьевич, вы столько пугаете, что уже и смерти не страшишься. На кой черт она нужна, такая жизнь?
– Это ты здесь красиво поешь, - ласково улыбнулся начальник. - Поглядел бы я на тебя в подвале у Ангела Смерти!
Кторов уже знал, что Ангелом Смерти прозвали местного исполнителя Ваню Глухоту - здорового, постоянно смеющегося парня двадцати пяти лет, который в течение дня в серой косоворотке и люстриновом костюме бродил по кабинетам, маялся бездельем и приставал к товарищам с идиотскими вопросами. Еще он любил садиться за громоздкий «Ундервуд», заправлять в него чистый лист и, нажимая на клавиши негнущимся пальцем, наблюдать, как на бумаге появляется новый знак.
– Ты смотри, - грозил ему начальник. - Сломаешь аппарат, я тебя самого в расход пущу. Не думай, у меня рука не дрогнет. Ферштейн, Ванька?
– Зер гут, - счастливо смеясь, отвечал Ангел Смерти и примерялся выстучать новую буковку. - Яволь, Гервасий Бонифатьевич!
– Смотри, Павел, - снова сказал Добужанский. - Слишком хитро ты все придумал, я бы проще поступил - Митьку и трактирщика к стенке, а банду встретил бы на въезде и порезал из пулеметов.
– Пулеметы и у них есть, - сказал Гнатюк. - И хорошие пулеметчики. А откуда они на город пойдут, Гервасий Бонифатьевич, какими силами? Вам это известно?
– Все ты, Павел, усложняешь, - вздохнул начальник. - У них тоже Лениных и министерских голов в банде нет. Полезут по старинке - от Разбойной слободы. Сначала разведка на тачанках, а потом и сам атаман с основными силами. Мы б тачанки пропустили, пусть их засада в тылу встретит, а атамана зажали бы. Нет, ты маракуешь, маракуешь… Прямо Наполеон, задумавший Кутузова разгромить.
Начальник недовольно сморщился, посмотрел на Кторова, ища поддержки у столичного гостя, не дождался ее и недовольно сказал, забавно надув губы, отчего усики его собрались в единую черную щепоть:
– Я ж говорю - чистый Наполеон. Только моя думка проста: контриков перевоспитывать бесполезно, их в штаб к Духонину отправлять следует, тогда они быстрее умнеют.
Он ушел.
Гнатюк прислушался к удаляющемуся стуку сапог начальника, уныло пробормотал:
– Вот так и живем. Голимый пузырь, но - начальник! Весь город поборами обложил, а пикнуть никто не смеет. И вокруг него таких же сучков кучка собралась, за Гервасия горло дерут. А как же - рука руку моет!
– Не подарок, - согласился Антон, - но начальников не выбирают, их тебе дают. Ты не волнуйся, такие долго не держатся, и, как правило, они плохо кончают.
– Ладно, - сказал чекист. - Ты бы отдохнул, товарищ Кторов, нам еще вечером силы понадобятся, А я, пожалуй, схожу посмотрю, все ли правильно наш меломан из трактира сделал.
– Чего уж там отдыхать, - проворчал Антон. - Пошли вместе.
***
– Все, как вы сказали, - трактирщик смотрел в пол. - Все, как вы сказали, господин чекист.
– Глупыш, - улыбнулся Павел Гнатюк. - Ну чего ты так расстраиваешься, Сунжиков? Это же и для твоей пользы.
– Знаете, - сказал трактирщик, - ужасно надоело быть марионеткой. Каждый пытается нащупать твое слабое место, а когда нащупывает его, считает, что взял тебя за глотку и может приказывать тебе сделать все, что угодно. Понимаете, господин чекист, это слишком унизительно для человека. Я так больше не могу. Никто и никогда больше не будет приказывать мне. Никто и никогда. Мне надоело дергаться на веревочках. |