А сейчас это было нужно.
— Как ты догадался… — сломленным голосом обратилась она к Саймону, но не закончила вопроса.
— Я не знал. Не был уверен. Просто думал, что это наверняка один из них.
— Что ты от меня скрыл? Не надо, не говори. Не важно. Дай мне пойти к ней. Я расскажу ей, что ее ожидает. Я приведу ее сюда.
Саймон молча вглядывался в нее, и по его умному угловатому лицу она видела, что он никак не может решиться. А еще она видела, что он встревожен и пытается оценить, насколько его поступок подорвал ее доверие к нему. Через плечо он попросил Ле Галле:
— Вы позволите…
— Черт побери, нет, конечно. Речь идет об убийце. Один труп у нас уже есть. Второй мне не нужен.
И тут же бросил своим людям:
— Вытащите оттуда эту сучку.
Этого было достаточно, чтобы Дебора снова бросилась к дольмену. Она пролетела сквозь кусты с такой скоростью, что добежала до деревянной двери быстрее, чем Ле Галле успел скомандовать: «Взять ее!»
Полицейским оставалось только ждать. Конечно, они могли попытаться взять дольмен штурмом и тем самым подвергнуть жизнь Деборы опасности, если Чайна окажется вооружена. Но Дебора была уверена, что оружия у подруги нет и полиция дождется, пока они вдвоем выйдут из холма. Что будет с ними дальше — может быть, их обеих возьмут под стражу, — Дебору в тот момент не волновало.
Она толкнула тяжелую деревянную дверь и вошла в древнюю камеру.
Как только дверь закрылась, ее окружила чернота, густая и беззвучная, словно в могиле. Последним звуком, долетевшим до нее снаружи, был вопль Ле Галле, который заглушила тяжелая дверь. Последнее, что она увидела, был узкий, точно копье, луч света между дверью и косяком, исчезнувший вместе со звуком.
— Чайна, — сказала она в тишину и прислушалась.
Она пыталась вспомнить, что видела внутри дольмена, когда приходила сюда с Полом Филдером. Прямо перед ней был ход в главную камеру. Вторая — справа. Она понимала, что слева тоже могли быть камеры, но в прошлый раз она их не видела и не помнила никаких отверстий в стенах, сквозь которые туда можно было попасть.
Она попыталась поставить себя на место подруги, на место любого человека, оказавшегося в таком положении. Безопасность, подумала она. Чувство возвращения в утробу. Внутренняя камера, маленькая и надежная.
Она потянулась к стене. Ждать, пока привыкнут глаза, не было смысла, потому что привыкать было не к чему. Тьма стояла кромешная, ни искорки, ни блика.
Она заговорила:
— Чайна. Там, снаружи, полиция. Они на лугу. Трое прячутся в тридцати футах от двери, один на стене и еще сколько-то среди деревьев. Я не с ними. Я не знала. Я пришла позже. Саймон…
Даже теперь она не в силах была сообщить подруге о том, что именно ее муж стал инструментом ее падения.
— Отсюда нет выхода, — сказала она. — Я не хочу, чтобы тебе было больно. Я не знаю, почему…
Понимая, что с этим предложением без дрожи в голосе ей не справиться, она выбрала другой маршрут.
— Все можно объяснить. Я знаю. Можно. Правда, Чайна.
Нашаривая в стене ход во внутреннюю камеру, она вслушивалась в каждый звук. Она говорила себе, что бояться нечего, что это ее подруга, женщина, которая помогла ей пережить тяжелое время, тяжелее которого в ее жизни не было ничего. Время, когда она любила и потеряла любовь, не знала, на что решиться, потом совершила поступок и переживала его последствия.
Именно Чайна держала тогда ее за руку и говорила: «Дебс, все пройдет. Пройдет, поверь мне».
В полной темноте Дебора еще раз окликнула Чайну:
— Позволь мне вывести тебя отсюда. Я хочу тебе помочь. Я с тобой.
Она добралась-таки до внутренней камеры, задев курткой за стену. |