– Эта машина – настоящая красавица.

– Водил такую?

– Пока не приходилось.

Снова кивок, как будто я только что подтвердил сложившееся обо мне мнение.

– В таком месте, как Святая Килда, надо себя показать, произвести впечатление. – Она неопределенно взмахнула рукой у себя над головой. – Добиться уважения.

Это многое мне сказало об Антуанетте Конвей. Что до меня, я бы взял старенький “поло” с хорошим пробегом, такой, на котором даже многочисленные слои краски не скрывают всех вмятин. Приходишь к людям этаким бестолковым неумехой, пятое колесо в телеге, – и они сразу расслабляются, теряют бдительность, есть шанс застать их врасплох.

– Такое, значит, место, да?

Она опять скривилась:

– Срань господня. Думала, они погонят меня в санобработку, чтобы избавить от акцента. Или выдадут форму горничной и укажут на черный ход для прислуги. Знаешь, сколько там дерут за обучение? Начиная с восьми штук в год. И это без проживания и без всяких внеклассных занятий. Хор там, пианино, театр. У тебя такое в школе было?

– Ну, мы играли в футбол на школьном дворе.

Это Конвей понравилось.

– Была там одна овца. Я ее вызываю на допрос, а она мне выдает: “Ну-у, я вообще-то сейчас не могу, у меня же урок кларнета через пять минут?” – Она вновь усмехнулась углом рта. Что бы она ни сказала несчастной девчонке, это определенно было приятно вспомнить. – Допрашивали ее целый час. Не выношу такое.

– А школа? – спросил я. – Снобистская, но хорошая, или просто снобистская?

– Даже если в лотерею выиграю, своего ребенка туда не пошлю. Но… – Она дернула плечом. – Маленькие классы. Куча наград с научных олимпиад и призы юным исследователям. У всех отличные зубы, никто не залетает, и все эти гладкие породистые сучки потом толпами поступают в колледж. Так что, наверное, неплохая, если ты не против, чтоб твой ребенок превратился в заносчивый кусок дерьма.

– Отец Холли – коп. Дублинец. Из Либертис.

– Я в курсе. Думаешь, могу такое не заметить?

– Он бы ее туда не послал, если б думал, что сделает из дочери заносчивый кусок дерьма.

Конвей остановилась на светофоре. Зажегся зеленый, и она тут же рванула с места.

– Ты ей нравишься? – спросила она.

Я едва не рассмеялся.

– Она же ребенок. Ей было девять, когда мы познакомились, десять, когда дело пошло в суд. С тех пор, вплоть до сегодняшнего дня, я ее не видел.

Конвей бросила на меня взгляд, который ясно говорил, что ребенок в этой ситуации скорее я.

– Ты не поверишь… Вообще она как, врет?

Я задумался.

– Мне не врала. По крайней мере, я ее на этом не ловил. Хорошая была девчонка.

– Она врет, – отрезала Конвей.

– В чем?

– Не знаю. Я ее тоже не поймала. Может, мне она не врала. Но девчонки в этом возрасте вруньи. Все.

Я подумал, не посоветовать ли ей, чтобы в следующий раз приберегла вопросы с подвохом для подозреваемых, но вместо этого сказал:

– Мне пофиг, врунья она или нет, если мне не врет.

Конвей переключила передачу. MG это явно понравилось.

– Скажи-ка, – продолжила она, – а что твоя дорогая Холли говорит про Криса Харпера?

– Немного. Просто парень. Видела его пару раз.

– Понятно. Думаешь, правда?

– Пока не решил.

– Как решишь, сообщи. Мы вот почему обратили внимание на Холли и ее компанию.