|
Всем накладно. – У меня темно от пяти до двенадцати вечера. – Неизвестно тоже, чем это люди по ночам занимаются. Теперь не царский режим. – Я печатаю червонцы. – Как? – Червонцы печатаю фальшивые. – Вы не смейтесь, у нас домком есть для причесанных дворян. Их можно туда поселить, где интеллигенция, нам, рабочим, эти писания не надобны. – Бабка, продающая тянучки на Смоленском, скорее частный торговец, чем рабочий. – Вы не касайтесь тянучек, мы в особняках не жили. Надо будет на выселение вас подать. – Кстати, о выселении. Если вы, Семеновна, еще раз начнете бить по голове Шурку и я услышу крик истязуемого ребенка, я подам на вас жалобу в народный суд, и вы будете сидеть месяца три, но мечта моя посадить вас на больший срок. Для того чтобы писать по ночам, нужно иметь возможность существовать днем. Как я существовал в течение времени с 1921 г. по 1923 й, я Вам писать не стану. Во первых, Вы не поверите, во вторых, это к делу не относится. Но к 1923 году я возможность жить уже добыл . На одной из своих абсолютно уж фантастических должностей со мной подружился один симпатичный журналист по имени Абрам . Абрам меня взял за рукав на улице и привел в редакцию одной большой газеты , в которой он работал. Я предложил по его наущению себя в качестве обработчика. Так назывались в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный и годный к печатанию. Мне дали какую то корреспонденцию из провинции, я ее переработал, ее куда то унесли, и вышел Абрам с печальными глазами и, не зная куда девать их, сообщил, что я найден негодным. Из памяти у меня вывалилось совершенно, почему через несколько дней я подвергся вторичному испытанию. Хоть убейте, не помню. Но помню, что уже через неделю приблизительно я сидел за измызганным колченогим столом в редакции и писал, мысленно славословя Абрама. Одно Вам могу сказать, мой друг, более отвратительной работы я не делал во всю свою жизнь. Даже сейчас она мне снится. Это был поток безнадежной серой скуки, непрерывной и неумолимой. За окном шел дождь. Опять таки не припоминаю, почему мне было предложено писать фельетоны. Обработки мои здесь не играли никакой роли. Напротив, каждую секунду я ждал, что меня вытурят, потому что, я Вам только скажу по секрету, работник я был плохой, неряшливый, ленивый, относящийся к своему труду с отвращением. Возможно (и кажется так), что сыграла здесь роль знаменитая, неподражаемая газета «Сочельник» . Издавалась она в Берлине, и в ней я писал фельетоны. Какая то дама, вся в шелках и кольцах, представительница этой газеты в Москве. ........................................................ ........................................................ – Из этой заметочки лучше всего бы фельетон сделать? Секретарь взглянул на меня с удивлением. – Но ведь вы не умеете? Я покашлял. – Попробуйте, – вдруг решительно сказал секретарь. Я попробовал. Не припомню решительно, в чем там было дело. Какая то лестница в библиотеке обледенела, рабочие падали с книжками. На другой день это напечатали. Дальше – больше. Среди скуки... ...В один прекрасный день ввалился наш знаменитый Июль , помощник редактора (его звали Юлий, а прозвали Июль), симпатичный человек, но фанатик, и заявил: – Михаил, уж не ты ли пишешь фельетоны в «Сочельнике»? Я побледнел, решил, что пришел мой конец. «Сочельник» пользовался единодушным повальным презрением у всех на свете: его презирали заграничные монархисты, московские беспартийные и, главное, коммунисты. |
