— Ты много наговорил такого, чего мне не следовало слушать. Где Луиза?

На секунду Эльджин застывает. На лице его непритворное удивление. Значит, он был уверен, что я все знаю. Я быстро оглядываюсь. В холле появился новый огромный мраморный стол на изогнутых ножках — чудовищная конструкция из клена с медными полосами. Нет сомнений — его приобрели в магазине, где ценники не выставляют на витринах: товар там говорит сам за себя. Вещица в стиле тех, что делают для арабских шейхов. Рядом красуется новый электрокамин. Луизы здесь нет уже давно.

— Давай я тебя провожу, — отвечает Эльджин.

Я хватаю его за галстук и толкаю к дверям. У меня нет боксерских навыков, но действуя по наитию, я хватаю его за глотку. Похоже, получилось. Только он, к сожалению, не может сказать ни слова.

— Ты собираешься объяснить мне, что произошло, или нет?

Затянуть бы галстук чуть потуже и посмотреть, как эти глаза будут вылезать из орбит.

Дамочка неожиданно появляется на ступеньках с двумя кружками чая. Кружки. Фи, как безвкусно. Она замирает на мгновение, как актриса в дрянном фильме, а потом издает истошный визг.

— РУКИ ПРОЧЬ ОТ МОЕГО ЖЕНИХА!

От изумления я упускаю инициативу, и Эльджин исхитряется сильно пнуть меня коленом в живот и отбросить к стенке. Я распластываюсь на полу, хрюкая, как тюлень. Он попадает носком ботинка мне в голень, но в тот момент я этого даже не замечаю. Я вижу только начищенные до блеска ботинки и ее модные замшевые туфли. Меня тошнит. Пока я, как массовка на картинах Вермеера, корчусь на черно-беломраморных ромбах пола, Эльджин говорит со всей торжественностью, возможной для полузадушенного человека:

— Совершенно верно, мы с Луизой развелись.

Меня выворачивает сэндвичем с яйцом и помидором, но я, как старый алкаш, умудряюсь подняться и, вытерев рот, провожу испачканной рукой по блейзеру Эльджина.

— Боже, вы отвратительны! — восклицает дамочка. — Боже!

— Хотите, расскажу вам сказочку на ночь? — спрашиваю я ее. — Про Эльджина и его жену Луизу? Ну, и про меня, конечно?

— Дорогая, сходи к машине и вызови полицию. — Эльджин открывает дверь и выпроваживает ее на улицу. Даже в таком жалком состоянии меня это поражает:

— Зачем ей звонить из машины — или это ты так выпендриваешься?

— Моя невеста должна быть в безопасности.

— А может быть, ты боишься, что она услышит что-то лишнее?

Эльджин пытается снисходительно улыбнуться. Ему вообще никогда не удавались улыбки — главным образом, у него получалось лишь криво шевельнуть ртом на лице.

— Мне кажется, тебе пора.

Я смотрю на его машину. Дамочка сидит с мобильником в руках, пользовательская инструкция разложена на коленях.

— Ну, думаю, у нас найдется еще несколько минут. Так где Луиза?

— Не знаю и знать не хочу.

— Ты пел мне другую песню на прошлое Рождество!

— В прошлом году я думал, мне удастся воззвать к ее здравому смыслу. Я ошибся.

— А это случайно никак не связано с тем цивильным листом, а?

Поразительно, но он реагирует на эти слова. Вдруг бледнеет, щеки покрываются алыми клоунскими пятнами. Он яростно сталкивает меня со ступенек.

— Довольно! Вон отсюда!

Тут в голове у меня что-то щелкает, и на короткий момент я, прямо как Самсон, обретаю былую силу. Я занимаю нижнюю ступеньку с его точки зрения — я ниже ватерлинии его зависти. Мне припомнилось то утро в их кухне, когда он бросил нам вызов. Он хотел, чтобы мы чувствовали себя виноватыми, чтобы наше счастье было разрушено общепринятыми взрослыми правилами приличия. А вместо этого Луиза взяла да и оставила его.