В качестве противодействия этому большевики открывают так называемый «хлебный фронт» в конце 1917 года, целью которого становится конфискация зерна у крестьянства. Спешно создаются вооруженные формирования, объединенные к началу 1918 года в Продовольственно-реквизиционную армию, численность которой к ноябрю того же года составила 42 тысячи человек.

Вводится продразверстка, состоящая в принудительной сдаче «излишков продовольствия», одновременно с этим любая частная торговля объявляется преступлением и карается расстрелом. Современный русский исследователь эпохи М. Н. Назаров приводит весьма показательную цитату из Бонч-Бруевича: «Всюду стояли заставы, чтобы никто не мог ни пройти, ни проехать с какими-либо продуктами, — все были посажены на паек».

Продотряды получили самые широкие полномочия от Ленина и Троцкого, дававшие им возможность конфисковать имущество тех, кто откажется добровольно сдавать излишки зерна, брать в заложники родственников и производить расстрел сопротивляющихся без суда и следствия. Ленин призывает губернских уполномоченных Наркомпрода в Саратове и Пензе Пайкиса и Минкина «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты», «1) Повесить (непременно повесить!) дабы народ видел не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц 2) Опубликовать их имена 3) Отнять у них весь хлеб 4) Назначить заложников… Телеграфируйте получение и исполнение».

В помощь продотрядам в июне 1918 года в селах и деревнях директивно создаются Комитеты бедноты, нередко представленные изгоями крестьянской общины — нерадивыми работниками, пьяницами и сезонными работниками «перекатиполе», получившими из рук власти официальное право грабежа и власть над односельчанами — мало-мальски имущими крестьянами, создававшими свои хозяйства многолетним кропотливым трудом.

Кроме того, центральная власть, обещавшая солдатам-крестьянам мирную жизнь до переворота 1917 года, призывала их к участию в ширящейся Гражданской войне для защиты эфемерных для сознания крестьянства «завоеваний революции». Однако, как метко замечает М. Н. Назаров, в таких завоеваниях революции, которые небывало ухудшили их жизнь и поколебали вековой быт, крестьянство не нуждалось.

Ответом на введение продразверстки только лишь в 20 губерниях Центральной России было отмечено 245 выступлений, зарегистрированных ВЧК. С апреля 1918 года восстает вся область Донская, спустя восемь месяцев восстаниями охвачено все Поволжье. В марте 1919 года бригада Красной армии отказывается подавлять крестьянское выступление в белорусском Полесье и полностью переходит на сторону восставших, захватывая городки Гомель и Речицу. В начале 1921 года, когда еще не завершился исход Белых армий, хотя Гражданская война, казалось, была уже выиграна большевиками, крестьянские повстанцы в Сибири занимают Тобольск, Кокчетав, значительные части Челябинской, Омской и Тюменских губерний, осаждают города Курган и Ишим. На Тамбовщине под руководством Антонова только в 1920–1921 годах создается целых три крестьянских армии, общей численностью до 50 000 человек. «…Не было не только ни одной губернии, но и не одного уезда, где бы ни происходили выступления…», — замечает советский историк, описывающий ход продразверстки и реакцию на него русского крестьянства.

В ходе ширящихся восстаний крестьянством часто использовались лозунги «За Советы без большевиков!», что не подразумевало принятие крестьянством социализма, а лишь выражало их понимание выборных органов, таких, какими прежде были земства и общины. Значительную роль в возникновении восстаний играли и меры преследования, предпринятые большевиками против церкви, о чем подробнее пойдет речь в шестой главе.

На подавление крестьянских выступлений советской властью выдвигаются новые «советские» полководцы, командующие не только регулярными частями Красной армии, но и карательными национальными частями, безразличными к судьбам местного населения, несравненно более жестокими и беспощадными.