…Сейчас мне придется сделать некоторое отступление. Чтобы еще раз сказать: нет, условные рефлексы далеко не все объясняют. Ни у людей, ни у животных. Возможности, которые получили исследователи за последние два-три десятка лет, завели их в такие дебри, из которых не сразу выберешься.

И чтобы предостеречь — нельзя человека уподоблять животному, даже на уровне чисто физиологическом. Потому что человек — не только существо разумное; он — существо социальное. Но нельзя впадать и в другую крайность: не только общество, воспитание, условия жизни формируют личность — существует и внутренняя обусловленность поведения.

Моя книга не научный труд — всего лишь рассказ о трудах других людей. Все, о чем я сейчас вам поведаю, почерпнуто мной из опубликованной полемики между советским психофизиологом профессором Павлом Симоновым и лауреатом Нобелевской премии австрийским этологом — Конрадом Лоренцем.

Конрад Лоренц нашел удивительные механизмы в центральной нервной системе животных — «механизмы запрета» убивать особей своего вида.

«То, что многие животные практически никогда не забивают насмерть противника своего вида, объясняется не отсутствием соответствующей возможности, а особым запрещающим механизмом, который действует, опять-таки, в особых обстоятельствах», — пишет Лоренц.

Эти механизмы развились в процессе естественного отбора и представляют собой как бы специальный орган. Умерщвлять особей своего вида — такое поведение не способствует сохранению вида, в этом, должно быть, причина возникновения «механизмов запрета».

Одним ударом исполинского клюва ворон может ослепить противника; хуже того — одним ударом он может его убить. Этот вид вымер бы, если бы не механизм внутреннего запрета. Даже в самом яростном бою ворон никогда не целится в глаза другого ворона — когда же он охотится на добычу, он целится именно в глаз. Если ворон ручной, рассказывает ученый, его запретительный механизм распространяется и на людей: он будет тщательно избегать соприкосновения своего клюва с глазом человека, которого считает своим другом, даже если человек нарочно вплотную приближает свой глаз к клюву птицы. Ворон осторожно отворачивает клюв в другую сторону.

Аквариум, несколько пар рыбок; пограничные конфликты, но не бои, чреватые убийством. А между «мужьями» и «женами» — полный мир и согласие. Между тем у самцов много врожденного боевого пыла, необходимого им в естественных условиях, для защиты от угроз, таящихся в каждом кубическом сантиметре жизненного пространства. Агрессивность — врожденное и нужное качество, но ее нельзя перенакапливать, ей надо давать выход. Драка без убийства — отличный выход. Нет выхода — налицо трагедия, и запретительный механизм может сломаться под давлением внутренней агрессивности.

Исследователи пробовали поместить в аквариум одну только семейную пару — и следа не осталось от былого согласия: без всякой видимой причины «супруги» начинали драку, и самец — сильнейший — насмерть забивал самку. Но если поставить в аквариум зеркало, самец затевает бой с собственным отражением. Он вовсе не жаждет крови — ему лишь бы подраться. Нашедший выход боевой ныл удовлетворен, механизм, запрещающий братоубийство, действует исправно.

«Поломка механизма» случается не только у рыб — американский розовый фламинго, когда собственный детеныш приводит его в ярость, ударом мощного клюва убивает… детеныша соседа. Некая разница тут, правда, есть: своего птенца фламинго не трогает.

Быть может, потому что фламинго «умнее» рыб? Но хомяки — еще «умнее», не говоря уже о гепардах, стоящих на более высокой ступени развития. Однако и хомяки, и гепарды без всяких видимых причин пожирают свой приплод.