И с одной оставшейся, левой, можно приспособиться жить, когда бы не страшное явление: отсутствующая правая рука непрерывно и остро болела. Это издавна известные врачам так называемые фантомные боли. Кроме болей, человек еще полностью ощущал отсутствующую руку — пальцы ее были «маленькими, тонкими, скрюченными или вытянутыми, иногда склеенными друг с другом». Жизнь стала невыносимой. Двадцать восемь лет человек боролся с болью, посвятив этой борьбе все свое время и все мысли; он перенес тринадцать операций — ему ничего не помогло.
На двадцать девятом году непрерывных мук человек снова поступил в больницу. Ему ввели электроды и провели сеансы электростимуляции. И образ несуществующей руки, неотступно мучивший его почти тридцать лет, постепенно утрачивал свою яркость, распадался в его сознании, пока на каком-то по счету сеансе не исчез совсем. Исчезли боли, исчезла и патологическая сосредоточенность на них — только на них, исключительно на них… Личность вернулась к норме. Человек разительно изменился — стал спокойным, доброжелательным, ощутил потребность в общении с людьми, стал всем интересоваться и захотел работать.
Впервые за более чем четверть века!
Кроме этого больного, были и еще излеченные люди, в мозгу которых не разрушалась ни одна клеточка. Смирнов стимулировал электрическим током, по разработанной им стратегии, глубокие структуры мозга и добивался успеха.
Почему, на основании каких процессов? Как объяснить этот успех теоретически?
Пока никак. Пока объяснений нет.
«Сам Смирнов, — пишет И. Губерман, — полагает, что в процессе стимуляции электрическим током через вживленные электроды происходит как бы переучивание мозга, какие-то функциональные перестройки, навязанные ему извне импульсами тока, но по каким законам, почему и каким образом разрушается былая порочная связь нейронов — остается проблемой».
Физиология человека искала свои собственные подступы к мозгу и свои собственные способы проникновения в его тайны. Поиски были связаны с изучением высшей нервной деятельности у животных, с достижениями психологии, биохимии, математики, физики, а теперь и кибернетики.
Но открыть надо было доступ к человеческому мозгу, со всеми особенностями его деятельности, механизмов этой деятельности, поведенческими актами, эмоциями, присущими только человеку, с его способностью к мышлению, нейрофизиологическими особенностями законов человеческой психики.
Как бы ни были значительны и важны все исследования и полученные результаты на животных, без особенного, чисто «человеческого» подхода главное в тайнах мозга человека навсегда осталось бы тайной.
Представлялось, что жизнь целеустремлена на непрерывное уравновешивание организма со средой существования, что все действия мозга — ответы, реакции на требования среды. И этому уравновешиванию подчинено все.
На самом деле — это не так. Очень много, быть может, большинство деятельностей, направлено на «удовлетворение требований среды», но не все, далеко не все. Не все жизненные ситуации подчинены только ответам на эти требования, не все приказы мозга «суть рефлексы».
Во времена Сеченова «рефлекторное» представление было более чем прогрессивным. Во времена Павлова уже было понятно, что существуют и другие механизмы, какие — узнать не было возможности. В наши дни физиологи получили такую возможность и не только для изучения на животных — на человеке. И потому многое сумели понять и объяснить. Еще больше — открыть, пока необъяснимое.
Вы помните канарейку, которая связанными крыльями передвигала кубики и строила из них «башню», чтобы достать пищу? На какие отражательные механизмы опирались ее действия? Ведь никакого опыта она не имела и никакой рефлекс не мог у нее выработаться. Между тем она знала, чего ждет от впервые производимых манипуляций: получения еды. |