«Помирилися вы есте нашими головами, а вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погинуть».

Это мрачное пророчество исполнилось. Уже ночью купцы были схвачены. После страшных пыток семеро гостей были казнены в Москве на Пожаре, многие горожане отправлены в тюрьмы и ссылки. (Опричного опыта у Годунова и его подручных хватало!) «Пропали» и Иван Петрович Шуйский, и его сторонники «в верхах», хотя далеко не сразу. Этот исторический эпизод также замечательно использован А. К. Толстым в его пьесе.

Но в чем же причины столь странного развития событий? Почему возмущенный народ безропотно оставил осаду Кремля и разошелся по домам, в которые уже ночью ворвались слуги царя? О чем договорились Шуйские с Годуновыми, какое соглашение благословил митрополит Дионисий, если все они не могли не понимать неизбежность окончательного расчета? Существует мнение, что бояре испугались размаха народного движения, перед лицом которого забыли свои распри. То есть Шуйские и их сторонники испугались движения, которое сами вызвали, которое, судя по поведению москвичей, находилось под их контролем, — и сдали свои позиции, ничего не получив от Годунова взамен?

Между тем подобный «испуг» уже случился в 1584 году, когда вскоре после смерти Ивана Грозного москвичи восстали против опричного наследия, надеясь на земских бояр. В условиях гораздо менее управляемого народного волнения земская знать действительно пошла на мир с Борисом Годуновым. Но это случилось лишь после того, как он отступился от своего старого союзника, виднейшего опричника, оружничего Богдана Якозлевича Вельского (отправленного в ссылку), и пошел на ликвидацию остатков обособленного дворцового управления, которое могло стать рычагом для возможного восстановления опричных порядков.

Так на чем же могло быть основано «примирение» во дворце в мае 1586 года? Многочисленные источники упоминают о двух требованиях Шуйских, митрополита Дионисия, «вельмож царевой палаты, и гостей московских, и всех купецких людей»: царь Федор Иоаннович должен развестись с царицей Ириной и убрать Годуновых. Очевидно, что-то было обещано недовольным, если представители «верхов» пошли на перемирие, а народ разошелся по домам. Весь опыт народных движений свидетельствует, что, если граждане столицы не терпели военного поражения, они всегда добивались незамедлительного наказания вызвавших их недовольство временщиков. В лучшем для «верхов» случае удавалось смягчить требуемую народом кару (например, заменить смертную казнь ссылкой или пострижением в монастырь). В данном случае и Борис Годунов, и все его родственники и сторонники остались на своих местах. Так, может быть, обещан был развод с царицею? А это дело не быстрое, интимное…

Предположив, что Борис Годунов что-то пообещал — и вероятнее всего, — не препятствовать новой женитьбе государя «царского ради чадородия», — посмотрим, как развивались события. С июня Борис Федорович стал неразлучен с представителями сильной и сплоченной романовской группы земских бояр: сыновей и родичей умершего Никиты Романовича Юрьева; на царских приемах он всегда появляется в их сопровождении. Попробуй упрекни его симпатией к бывшим опричникам! Солидно укрепив свои позиции в Боярской думе, Борис Федорович не забыл и Церковь.

Приезд в Россию патриарха Иоакима был для Годунова подарком. Как бы ни вел себя митрополит Дионисий, светские власти чествовали Иоакима — высшего церковного иерарха. Хотя патриарх Антиохийский и прибыл за милостыней (а учитывая активность агентов Годунова за границей, возможно, был приглашен) , важно, что его номинальный авторитет был выше, чем у нижестоящего по церковно-иерархической лестнице митрополита.

В этой связи следует вспомнить сообщение шведского агента в России Петра Петрея, что, когда «московские власти и простой народ и приняли намерение отправить в монастырь великую княгиню», и даже выбрали на ее место определенную девицу (родственницу одного из знатнейших бояр, Ф.