Ивановы вошли к соседям. Неужели никого?

Мария Тихоновна прошла в кухню — и растерялась: за ненакрытым столом в одиночестве сидела Галя Шаныгина. Опершись подбородком на сложенные руки, она грустно смотрела в окно и даже не оглянулась на звук шагов.

— Галенька, что случилось? Где мама? Почему ты одна и не празднуешь?

Галина подняла голову. Она была бледна; одета не по-праздничному, в глазах — затаенная боль, добрым старикам даже стало не по себе.

— Мамы нет.

— Что значит «нет»? — не понял Павел Иванович. — Ушла куда-то?

— Наверное… Ее уже три дня нет.

Ивановы захлопотали; Господи, три дня нету соседки, а они даже не заметили, не поинтересовались, почему не видно Зинаиды. А что же Галя-то? Почему не забила тревогу, не стала спрашивать соседей, не просила о помощи? Да, впрочем, что взять с шестнадцатилетней девочки, наверное, растерялась, испугалась, да и постыдилась: Зинаида-то попивала и погуливала, и даже видели ее как-то с молодым солдатиком в непотребном виде. За пьянку ее и с работы уволили, из магазина, но она не расстроилась и хвалилась, что дочка у нее получает повышенную стипендию и что на эту стипендию они вдвоем проживут. Наверное, Галя подозревала, что мать где-то заранее начала отмечать Новый год в компании какого-нибудь молоденького срочнослужащего, оголодавшего по женщинам, а потому неразборчивого, и не стала разыскивать ее, чтобы не добавлять позора ей и себе.

Ивановы огляделись: даже елки не было в квартире, даже еловой лапки, видно, настроения не было у девочки новогоднего, хотя чистота в помещениях была просто стерильная, даже паркет свеженатерт, Галя вяло поблагодарила за принесенные пироги, но в присутствии соседей даже не притронулась к ним. Так они и ушли, наказав обязательно прийти к ним, если Гале станет не по себе одной в квартире и если, не дай Бог, понадобится их помощь.

На следующий день Мария Тихоновна, открыв дверь своей квартиры, чуть не споткнулась о завернутую в бумажный пакет тарелку, на которой они накануне оставили Гале пироги. Мария Тихоновна покачала головой — ох уж эта молодежь, — не зайти, не поблагодарить по-человечески; постучала в соседскую дверь, но никто не отозвался. Так Галя и уехала в Ленинград, не попрощавшись с соседями. Квартира была закрыта.

Через месяц Ивановы пошли к командиру части посоветоваться: соседка так и не появилась, Галя в городок с Нового года так носа и не казала, а ее городского адреса они не знали. Сердце у стариков екало: что могло случиться с соседкой? Может быть, надо заявить в милицию, ведь человек пропал.

Командир части успокоил их: раз дочка не заявила никуда, значит, знает, где мать.

Но Ивановы нет-нет, да и стучали в двери Шаныгиных; только никто так и не отзывался.

Прошло два с половиной месяца. В начале марта, несмотря на весну, намело столько снегу, что на расчистку дорог была направлена рота солдат. Они усердно разгребали заносы, весело размахивая лопатами и метлами, и вдруг один из них задел лопатой за что-то твердое под снегом, так, что лопата аж зазвенела. Остальные бросили работу и сгрудились около находки. Сметя снег, солдаты увидели деревянный ящичек прямоугольной формы, высотой полметра, длиной около метра, закрытый на накладной замок. Тут же лопатой сбили запоры, откинули крышку, кто-то нетерпеливо сдернул тряпку, покрывавшую содержимое ящика, и — о, ужас! — вместо ожидаемого клада их взорам открылось невероятным образом скрюченное тельце. С перепугу они даже не поняли: мужчина это, женщина или ребенок.

Страшная находка была осмотрена следователем прокуратуры. Из ящика извлекли полуобнаженный труп женщины с пробитой в нескольких местах головой. Поначалу следователь высказал предположение, что она убита не более чем несколько дней назад, — настолько хорошо сохранился труп; правда, трупное окоченение отсутствовало, но при осмотре выявились необильные трупные пятна.