На следующее утро Павел Косин, проснулся рано утром и сразу решил: «В институт сегодня не пойду. После радужных ночных видений сидеть на скучных лекциях свыше моих сил».

Павел прикрыл глаза в надежде вернуться в сладостное небытие, где был богат и окружен толпой визжащих от восторга поклонниц.

«Кем я был в том другом нереальном мире? Крупный финансист, лауреат Нобелевской премии или популярный шоумен? Да и не все равно ли? Главное, я сумел вознестись на вершину Олимпа и не хочу низвергнуться оттуда в прозябающую бедность. Эх, если бы можно было не просыпаться. А что если этот яркий сон — предвестник притаившейся где-то рядом удачи?»

Обнадеживающая догадка мгновенно вытеснила разочарование и досаду. Уже не испытывая желания вновь окунуться в сладостные грезы, Косин вскочил с постели и начал одеваться. Словно подталкиваемый незримой могучей силой, дрожа от возбуждения, он оставил нетронутым приготовленный матерью завтрак и, не дожидаясь лифта, бегом спустился по лестнице. Пересекая пыльный двор, студент не обратил внимания на мирно лузгающих семечки двух благообразных старичков, опрятно одетых в одинаковые двубортные костюмы из старомодного серого шевиота. А зря! Глядя спешащему навстречу неизвестности студенту, Себ с неподдельным восхищением произнес:

— Прекрасно сработано, шеф. Он полностью подчинен твоей воле.

— Ничего подобного! Студент вполне свободен в своих поступках. Наш выбор пал на него лишь потому, что внутренне он давно уже готов ради славы и денег участвовать в кровавой охоте. Мы лишь обеспечим его появление в нужное время и в нужном месте. А уж как он поступит в предложенных ему обстоятельствах пусть решает сам. Несправедливо все беды и мелкие житейские неурядицы этого видимого людям мира сваливать на нас!

— Ты прав, учитель, ох как прав! Сейчас студент, бесцельно гуляя, неминуемо приближается к изогнутому как лекало арбатскому переулку. Это ты, здорово придумал разыграть новый акт трагедии в доме, где ещё лежит необнаруженное тело несчастного Желтка. По крайней мере не надо тратиться на новые декорации.

Польщенный похвалой Анатас, с трудом удержался от самодовольной улыбки и нарочито сурово приказал: Поспешим, Себ. В отличие от сторонних зрителей нам нельзя опаздывать к началу красочного представления.

Почтенные старички разом, словно по команде, поднялись, неряшливо стряхнули с колен на землю шелуху от семечек и деловито направились по узкой тропинке за гаражи-ракушки. Очутившись в непросматриваемом пространстве, начали быстро уменьшаться в размерах, пока не превратились в юрких вездесущих воробьев. Тут же суетливо взмыли ввысь, сделали прощальный круг над колодцем окруженного домами двора и взяли курс в сторону венчающего Арбат высотного здания МИДа,

Косин неторопливо брел по гладким плитам с мстительной старательностью наступая на именные надписи, тщеславных современников, надеющихся увековечить себя в памяти потомков.

На его демонстративную неприязнь к баловням судьбы, казалось, никто не обращал внимания. И только два пронырливых воробья беспорядочно скачущих невдалеке вокруг мусорной урны веселым чириканьем выражали свое одобрение.

С неприязнью оглядывая посетителей дорогих пабов и ресторанчиков, Косин судорожно сжимал прозрачные бока недопитой бутылки пива. Очень хотелось есть, но на приобретение противного теплого напитка ушла почти вся наличность. Постепенно навеянное радужным сновидением ожидание удачи сменилось разочарованием и тоской. Никогда раньше Косин не ощущал себя столь не нужным этому преуспевающему и равнодушному к жалким неудачникам миру: «Никому нет дела до того, что я родился и живу на этом свете».

Кто-то нерешительно потянул его за рукав рубашки. Косин с раздражением обернулся. На него жалобно смотрели выцветшие старческие глаза. Пестрый оранжевый шарфик, кокетливо завязанный вокруг морщинистой шеи, красная юбка и зеленая кофта, свободно болтающиеся на высушенном годами тщедушном тельце очередной попрошайки окончательно вывели Косина из себя: Мадам, идите от меня прочь! Я по пятницам не подаю!

— Вы меня неправильно поняли, молодой человек.