— Да, такое бывает.

— Но это только часть истины. Оценить добро можно лишь сравнивая его со злом. Добро без зла не стоит и ломаного гроша.

— Значит, вы причиняете зло людям, чтобы они радовались добру?!

— Слишком примитивная догадка, мой милый друг! Опять-таки ты углядел лишь жалкие крохи истины. Скажи, зачем человеку дана жизнь?

— Ты хочешь, чтобы я взял на себя смелость ответить на вопрос, над разрешением которого лучше умы человечества бились на протяжении веков?

— А разве писатель имеет право браться за перо или безрассудно играть на клавишах компьютера, не зная, что такое жизнь и смерть? Попробуй сделать свой выбор.

— Ты мне поможешь?

— Конечно. Для этого мы с Себом здесь. Жизнь — это постоянный экзамен, цена которого спасение либо гибель. Человек сам готовит своей душе вечное блаженство или нескончаемые мучения.

— Значит, ты ещё и Великий Экзаменатор?

— Да, мои соблазны и искушения всего позволяют отделить зерна от плевел?

— Получается, что вы истинные благодетели человечества.

— Так оно и есть. Творя зло, мы в конечном итоге способствуем наступлению добра.

— Так почему же люди вас боятся, ненавидят, и малюют в мрачных страшных красках?

Сидящий на краю дивана Себ негодующе завертел пучеглазой головкой и заверещал тонким фальцетом: Наветы! Сплошной наговор! Посмотрите на нас — разве мы не прелесть?

И странное существо кокетливо подмигнуло своему отражению в зеркале. Анатас незаметно подтолкнул напарника локтем, останавливая готовящийся вылиться наружу поток неудержимого хвастовства. И вновь нравоучительно обратился к Волину.

— Он прав. Люди должны ненавидеть не нас с Себом, а свою собственную слабость, нежелание и неумение противостоять соблазнам.

Не выдержав запрета, Себ суетливо заерзал на диване и обиженно выкрикнул: И это правда! Постоянно бормочут в самооправдание, что бес попутал. А мы совершенно не причем. Сплошные враки, наветы и наговоры!

Анатас в раздражении надавил ногой на копытце партнера, прерывая его бурные эмоции.

Волин пожал плечами:

— Зачем вы все это говорите именно мне?

— Да потому, что писатель, не познав этого, не может создать ничего значительного.

— Ну в наши жестокие дни писать о добре — это означает писать «в стол». Такие книги не интересны широким читательским массам.

— Жестокое время? А когда на земле сей — юдоли страданий и плача оно было другим? Может быть ты хочешь оказаться рабом на галерах или поджариваться на костре инквизиции? Только скажи и мы с Себом в течение доли секунды переправим тебя в «Светлое прошлое человечества». Я вижу у тебя нет особого желания. И это — правильно.

— Если уж путешествовать во времени, то в благополучное место и в мирное время.

— Это можно. Но там ты никогда не станешь настоящим писателем.

— Почему?

— Очень просто: Всевышний честно обменивает страдания на талант. Не испытав самому гонений, разве можно описать людское горе и искренне призвать к добру?

— Значит, это хорошо, что я живу в России на переломе эпох?

Вскочив с дивана, Себ, цокая копытцами, возбужденно запрыгал по паркету: Это просто чудесно! Тебе повезло! Россия та самая страна, где таланты и гении растут гроздьями. Возлюби страдание и тебе везде и всегда будет спокойно и вольготно!

Не выдержав, Анатас схватил и силой усадил на диван не в меру разволновавшегося спутника: Не болтай лишнего.