— Ты все также отменно бледен. Нет, даже еще бледнее, чем раньше. Очевидно, наши знаменитые дожди лили все три года без передышки.

Девлин рассмеялся:

— Да будут благословенны дожди, и да продлятся они вечно, придавая моей коже мертвенную бледность и оберегая мое потустороннее вампирское обличье!

Джулиан ничуть не удивился. Он помнил, что Девлин в восемнадцать лет откопал в библиотеке Оксфорда какой-то древний манускрипт, изучил его от первой до последней буквы и решил примерить на себя роль вампира. Вышло на редкость удачно. Девлин оказался прирожденным вампиром.

— Как насчет бокала бренди? Или ты жаждешь крови?

— Знаешь ли ты, что однажды в полночь Корри Шербрук предложила мне свою шею? — Девлин снова рассмеялся. — Это было всего полгода назад. Примерно тогда же я страшно рисковал, отправившись с ней на верховую прогулку в ясный солнечный день с непокрытой головой. С чего я решился на такое безумие? Должно быть, на пари, точно не помню.

— Ты не обратился в пепел, и это радует. А Корри вышла замуж за Джеймса Шербрука, да?

— Да, прошлой осенью.

— Насколько я помню, у него есть брат-близнец и они оба божественно прекрасны, по мнению дамской части общества.

— Этот мерзавец Джеймс, будь он неладен, действительно красив, как Аполлон.

— Мы забыли о напитках, а ведь у меня есть кое-что получше, чем бренди или кровь. — Джулиан взял со стола хрустальный графин. — Виски с диких просторов Америки.

— Говорят, это кошмарная гадость, — ответил Девлин.

— Мало ли, что говорят. Попробуй.

Девлин разглядывал виски с явным недоверием.

— Ты настаиваешь на том, чтобы я сжег себе желудок? Джулиан засмеялся, они со звоном сдвинули бокалы и выпили.

Девлин почувствовал, что одним желудком дело не ограничится — обжигающая волна моментально докатилась до самых пяток, — однако твердо решил сохранить невозмутимость. Он сдерживался до посинения, но все-таки не выдержал, зашелся в кашле и хрипел до тех пор, пока Джулиан с разбойничьей ухмылкой не треснул его кулаком между лопатками.

— Ты старше, — прошептал Девлин, — и должен меня защищать, а не издеваться. Дай мне бренди, Джулиан.

Выпив изрядную порцию превосходного испанского бренди («Гран Дюк Д'Альба» — ни больше ни меньше), Девлин быстро пришел в себя и восстановил… что? Цвет лица? Вот уж нет. Скорее в нем присутствовал хоть какой-то цвет, когда оно было синим. Так или иначе, племянник явно повеселел, уселся в кресло и, вальяжно положив ногу на ногу, сказал:

— Сегодня утром моя мать поведала мне, что «эта одиозная выскочка в возмутительно дерзком письме сообщила, что ее сын наконец вернулся домой и с ней вместе прибудет в Лондон к началу светского сезона». Сам понимаешь, имелись в виду леди Коринна и ты. Я обрадовался. Возвращаются старые добрые времена. Моя матушка прямо-таки воспрянула духом, предвкушая, как обрушит поток оскорблений на голову твоей матушки. Надеюсь, она в хорошей форме, Джулиан?

— Моя матушка всегда в хорошей форме. Она притащила меня сюда, чтобы свести с дочерью ее покойной подруги Бетан Уилки. Эта юная леди недавно сняла траур и дебютирует в нынешнем сезоне. Ее зовут Софи — учти, пишется и произносится на французский манер. Меня клятвенно заверили в том, что она уже не ребенок, иначе я сбежал бы в Шотландию охотиться на куропаток.

— И сколько же лет Софи, чье имя пишется и произносится на французский манер?

— Двадцать, но все равно она слишком молода для меня.

Девлин усмехнулся:

— Коль скоро мужчины ни под каким видом не желают идти к алтарю, пока не одряхлеют, молоденькие жены при седовласых стариках никогда не переведутся.