Никогда уже не испытает она того наслаждения, что дарили прикосновения его рук к ее трепетной плоти, живо отзывавшейся на ласки, никогда не насладится его мускулистым и прекрасным телом.
Рука Мары судорожно сжала пластиковую ручку. Она стиснула зубы, и из горла ее вырвался не то вздох, не то короткий стон. Мара вздрогнула – и тут же нервно рассмеялась. Затем встряхнулась, точно собака, выбравшаяся из воды.
Мара Роджерс Тэйт прежде всего была реалисткой и считала прагматизм своей жизненной философией. Никто не может рассчитывать на постоянный выигрыш, никто не может надеяться на то, что брошенные кости покажут самое большое число, – ничто не длится вечно.
– Задай им жару, Джонни, – пробормотала она и, обнаженная, зашлепала по полу босыми ногами, направляясь в ванную.
Мара была типичной представительницей семейства Тэйтов, представительницей третьего поколения нищих англо-валлийских эмигрантов – они приплыли из Европы четвертым классом на торговом судне и сошли на берег в нью-йоркском порту на острове Эллис в один из хмурых апрельских дней 1876 года. Семья эта состояла из Дрю и Гвен и их потомства – Эмлина, Аллана, Джилберта, Дилана и Мары (Мары Первой).
Получив разрешение на проживание в Соединенных Штатах, Дрю вложил все семейные сбережения в две повозки и лошадей, и семья двинулась на запад, в Аризону. Дрю очень торопился, уже несколько лет им владела навязчивая мысль – с тех пор, как он прочел заметку в «Кардифф геральд». В заметке сообщалось о нехватке опытных шахтеров на серебряных, золотых и медных рудниках бесплодной Аризоны.
– Эти неженки не переносят жары, – говорил Дрю своим сыновьям, следовавшим по стопам отца и работавшим на угольных шахтах Кардиффа по семейной традиции Тэйтов, не прерывавшейся на протяжении многих поколений. – Но мы можем их кое-чему научить, если речь идет о горном деле. По сравнению с нашим адом, с нашими валлийскими угольными копями, где мы работаем семь дней в неделю по двенадцать часов в день, Аризона покажется нам раем, уик-эндом на Брайтон-Бич, где только и дел, что разгребать песок.
В один из зимних дней 1876 года глава семьи заявил:
– Я купил билеты в Америку. Мы отплываем весной.
Дрю подхватил тринадцатилетнюю Мару, усадил себе на колени и прижал к груди.
– Моя милая, а ты что об этом думаешь? Все еще ждешь с нетерпением, когда мы отправимся в Америку?
Внешне тоненькая и хрупкая, Мара была ловкой и сильной. Ее густые черные волосы, ниспадавшие до самой талии, обрамляли овальное лицо с безупречно чистой смуглой кожей. Огромные темные глаза девочки горели особенно ярко, когда она была возбуждена, как в эти минуты.
– Не могу дождаться, папочка. Жду с того самого дня, как ты впервые заговорил об Америке. Я перечитала все, что могла достать о Соединенных Штатах, особенно об Аризоне. Ты знаешь, что она была открыта испанским священником в 1539 году? А на следующий год другой священник оказался первым белым человеком, увидевшим Большой каньон.
– Большой каньон? – Отец смутился.
– Это одно из величайших чудес света. Он глубиной в милю и шириной в четырнадцать миль, а длина его – двести миль. Можешь себе представить такое ущелье?
Все с интересом слушали рассказ девочки об истории страны, которой суждено было стать их новой родиной.
– Первые настоящие шахты появились в Аризоне в 1854 году, когда один военный, капитан, набрел на богатые залежи серебряной и медной руды…
Дрю Тэйт с широко раскрытыми глазами, полными изумления, слушал свою юную дочь. Девочка, как выяснилось, прекрасно изучила историю Аризоны, изучила во всех подробностях, так что не зря отец гордился Марой. Ночью, лежа в постели, он говорил жене:
– У этого ребенка в голове больше мозгов, чем у всех остальных наших детей, вместе взятых. |