– Моя хорошая, не стоит так беспокоиться и волноваться. Какой пустяк – рана в мягких тканях.

Он говорил сейчас с таким сильным ирландским акцентом, который, как уже заметила Сара, появлялся у него в минуты нежности. Она улыбнулась.

– Тем не менее, ты так ослаб, что еле передвигал ноги.

– Это было вчера. Сегодня я сыт, выспался в удобной постели, чувствую себя поэтому, как новый.

– Какая жалость! А мне только начал нравиться старый.

– Нравиться? Нравиться! – он грозно зарычал, поймал ее за руку, потянул на себя, уложил на спину, а сам, все еще прикрываясь одеялом, лег сверху. – Женщина, ты должна признаться, что безумно влюблена в меня. Слышишь?

– Я безумно влюблена в тебя, – повторила она, словно он загипнотизировал ее, и счастливо рассмеялась.

Доминик ухмыльнулся, оскалил зубы по-волчьи, наклонился и поцеловал в губы. Потом поднял голову и заметил, что Сара смотрит на него страстно и взволнованно. Кровь стучала у нее в висках, Сара дышала прерывисто и часто.

– А теперь скажи это снова, – приказал он.

– Я безумно влюблена в тебя, – послушно повторила она, не шутливо, а задыхаясь от восторга.

– Теперь звучит гораздо лучше, – с удовлетворением объявил он и вновь наклонился к ее губам.

Сара обняла его за шею, стараясь не забывать о раненом плече, и закрыла глаза. Она позволит себе побыть в его объятиях несколько минут, а потом осмотрит рану…

Но как только ее пальцы коснулись шелковистых волос на затылке Доминика, Сара стала оттягивать минуту расставания. Ее восхищал контраст между теплой, упругой кожей и прохладными завитками волос. Его требовательные поцелуи, движения смелого, чувственного языка дарили неизъяснимое наслаждение. Она встретила его язык своим язычком, погладила легкими прикосновениями, и Доминик уступил, отдал ей инициативу, позволил искать новые пути к обоюдному удовольствию. Сара погладила спину молодому человеку, под пальцами явственно проступали рубцы от плетки. Конечно, пройдет время, рубцы затянутся, от них не останется и следа. Доминик навсегда забудет о рабстве… Сара обрадовалась этой мысли. Да, придет время и он забудет о каторге.

Тем временем пальцы Доминика принялись расстегивать пуговицы на платье Сары. Застежка была на спине, пальцы вздрагивали, ошибались. Доминик еле слышно сыпал проклятиями. Сара просунула руку под спину и остановила молодого человека. Его запястья были крепкими, сильными, шершавыми от волос.

– Может быть, это лучше сделаю я, – предложила Сара, он посмотрел на нее, потом отпустил и скатился на бок.

Сара встала и, не сводя глаз с Доминика, начала расстегивать крошечные застежки на спинке платья. Молодой человек смотрел на нее пристальным, тягучим взглядом. Его глаза в эти минуты были такими голубыми, что даже сапфирам было бы стыдно сравниться с ними цветом. Освободив последнюю застежку, Сара медленно сняла платье с рук и опустила вниз по бедрам. Выпрямившись, оказалась в белой льняной сорочке, не украшенной ничем нижней юбке. Но он смотрел на нее восхищенно и восторженно, словно бы она стояла перед ним в самом тонком изысканном белье. Сара посмотрела ему в глаза, он глядел на нее с любовью, в глазах светилось откровенное желание. Захотелось сделать для него что-то такое, что усилило бы его наслаждение…

Выпростав ноги из туфель, она нарочно поставила ногу на край кровати, сняла простую голубую подвязку, потом крепкий хлопчатобумажный чулок. Делала все с соблазняющей медлительностью. Глаза Доминика следили за каждым движением ее рук. Сара специально поддразнивала его, он словно бы ласкал глазами обнаженную стройную ногу, но внезапно нога исчезла под длинной юбкой.