Таня вспомнила черноморскую тетку – и нашлась.

– Ты тать.

Игорь Андреевич сделал круглые глаза.

– Почему?

– Ну я же Татьяна. Значит, ты тать.

– Хорошо, ты не Лена, – сказал Игорь Андреевич. – Меня бы тогда в мавзолее потрошили.

Но ответ ему, похоже, понравился.

Игорь Андреевич переходил через Альпы каждую неделю два раза, почти всегда с трудностями. Проблему вполне можно было решить гуманитарными методами – но Таня инстинктом чувствовала, что быть с Игорем Андреевичем чересчур уступчивой и ласковой не следует, потому что ему в этом спорте важнее всего именно Альпы, то есть победа над враждебной стихией, которую олицетворяло молодое женское тело.

Тать платил вовсе не за нежность.

Он платил за то, чтобы с кудахтаньем топтать младое незнакомое племя, ждущее перемен – и она, Таня, была просто послом этого племени. Единственным, что могло как-то примирить Игоря Андреевича со старостью, была символическая победа над чужой юностью, поэтому, чтобы правильно подыграть ему, следовало всячески поднимать цену и престиж этого подвига.

Недостаточно было требовать дорогих подарков – кидать монеты в щелку киски-копилки любому клиенту надоедает быстро, Таня помнила это по «Советской». Важно было постоянно модифицировать сам «переход через Альпы», поддерживая изумление Игоря Андреевича, а для этого нужна была поистине суворовская смекалка.

Таня хмурилась, сопротивлялась, постанывала, недовольно морщилась, как бы вырывалась из его рук на свободу – но, разумеется, только после того, как войска Игоря Андреевича уже кое-как проникали в долину, и конфузия его знаменам не грозила. Игорь Андреевич не на шутку заводился, начинал шумно дышать и одерживал очередной блицкриг.

Объяснить кому-нибудь принципы высокогорного боя Таня вряд ли смогла бы, потому что не формулировала их даже для себя. Единственным приближением к такой формулировке была одна часто мелькавшая у нее мысль:

«Вот кошка. Живет с человеком всю долгую кошачью жизнь – и ухитряется сохранить его интерес до самого последнего дня. А почему? Красивая, загадочная, очень мало говорит, много царапает, и, самое главное, безошибочно знает, когда царапнуть, а когда прыгнуть на колени…»

Таня понимала мужскую сексуальность образно. Ей иногда вспоминалась картинка из книги про динозавров: бугристый кружок земли, где стоят мальчик и девочка, а под ними – разрез земной толщи со скелетами мастодонтов и ящеров.

У каждого мужика под землей были свои скелеты, и часто они выпирали из почвы. Пытаться понять, что именно там зарыто, было себе дороже – важно было выяснить, куда нельзя ставить ногу.

Игорь Андреевич в геологическом смысле был ровным и малоинтересным плато: под Таниной туфлей были меловые отложения, миллиарды окаменевших улиток. Ему важно было знать, что у него молодая, дорогая и красивая любовница из таинственного поколения перемен. Других костей там не было.

Таня сделала в хорошем салоне несколько абстрактных татуировок на руках и плече. Когда Игорь Андреевич попросил объяснить их смысл, она ответила так:

– Ну это молодежное. Мировоззренческое. Кто в теме, втыкается сразу.

Она телепатически чувствовала, что требуется стареющему сожителю. У нее появилась косуха с острыми шипами на вороте и плечах. Она сделала себе панковскую стрижку под мальчика-зомби. Стала заводить Игорю Андреевичу противную экспериментальную музыку – он это даже приветствовал, если та играла тихо. Купила себе японскую шелковую пижаму в виде школьной матроски с отложным воротником. Делала на огурцах и бананах упражнения для языка и щек. В общем, на альпийском фронте шли бои, и Игорь Андреевич молодел с каждым днем.