— И что это означает?
— Что никто не должен узнать о нашей тайне, дорогая, о тайной жизни королевы.
— Но если Глостер уж…
— Он не может знать о нашем браке, — перебил меня Оуэн. — В крайнем случае ему успели доложить о моем падении к тебе на колени.
— Неужели этого могло быть достаточно?..
— Для слухов и сплетен нет правил, границ и норм.
— Оуэн… Когда вот так… когда я думаю об этом, становится немыслимо страшно… особенно за тебя… Что могут сделать тебе, любимый?
— Сначала они должны меня поймать, — ответил он с легкой улыбкой.
— О, мой дорогой! Давай возьмем Эдмунда и уедем отсюда! К тебе в Уэльс… куда угодно!
— Это сразу возбудит или подтвердит их подозрения. Да и никто не позволит королеве сделать это.
— Уедем как обыкновенные люди!
Он покачал головой.
— Невозможно.
— Что же ты предлагаешь? — спросила я в отчаянии.
— Успокоиться, оставаться на месте и быть настороже. Другого выхода у нас нет сейчас, дорогая Екатерина.
После этого короткого разговора беспокойство вновь поселилось в моей душе и уже не уходило оттуда.
На несколько недель темная туча несчастья нависла над нами. Мы со дня на день ожидали громового удара, поскольку приходили к мысли, что Глостеру известно о нас, иначе он не стал бы проводить в парламенте подобный закон.
Но время шло, ничего плохого не происходило, и я постепенно успокоилась. Дни стали казаться светлее, голоса приятнее и радостнее. Я по-прежнему почти не покидала моего малыша, но находила время для шитья вместе с моими дамами и для долгих дневных бесед с Оуэном, который, как и раньше, радовал меня светлым умом, музыкальным голосом и полнотой чувств. Я стала выезжать со своими приближенными на короткие прогулки за стены усадьбы, однако помнила об осторожности и потому всегда держала Оуэна, если он бывал с нами, только на расстоянии.
Что касается Глостера, то ему, видимо, хватало своих дел и забот — так считал Оуэн. Перечислить их я могла не задумываясь: вражда с Уориком; скандальный роман с леди Элинор Кобэм; корыстный брак с Жаклин и поражение, которое он потерпел, так и не сумев завоевать принадлежащие ей земли. К этим проблемам прибавилось и то, что Жаклин окончательно развенчала его, во всеуслышание заявив, что никогда не состояла с ним в законном браке, а все свои земли считала и считает собственностью герцога Бургундского, во владение которого они могут перейти в любой момент. Словом, она смирилась и сдалась на милость сильнейшего.
Все это не усиливало обаяние распутного герцога, да и само его беспутство уже основательно поднадоело людям, и они наконец начали усматривать в нем дурной пример для подражания. Он терял былую популярность.
— Будем надеяться, — говорил мне Оуэн, — что ему по-прежнему не до нас, у него более серьезные неприятности, чем те, которые доставляем мы.
— Но верить ему все равно нельзя, — отвечала я. — Как было бы хорошо, если б он вместо Бедфорда отправился во Францию. А Джон вернулся бы сюда.
— Этого не будет, — объяснял мне Оуэн. — Глостер и так достаточно подорвал положение англичан. Никогда его не пошлют туда наместником.
— Куда угодно, лишь бы он не угрожал нам!
— Наша задача перехитрить его, дорогая. А для этого в первую очередь следует соблюдать осторожность и еще раз осторожность. О чем я не устаю напоминать.
— А я не устаю соблюдать ее, — улыбнулась я. — Но от Глостера можно ожидать всего, чего угодно. |