|
Ни-чего ему не дать нельзя, но ведь и наличными как-то неудобно… Наверное, лучше подарить что-нибудь. Хорошие запонки, например. Или такой плетеный сундучок для пикника с тарелками и прочими штуками. (Понятное дело, зануда Клэр Эдвардс от меня вообще ничего не получит.) Сижу одна в залитой солнцем кухне, и мне кажется, что внутри меня спрятан маленький светящийся секрет. Я выиграю в лотерею. Сегодня вечером изменится моя жизнь. Жду не до-ждусь. Десять миллионов фунтов. Подумать только, уже завтра я смогу себе купить все, что угодно. Что угодно! Газета, которая лежит передо мной, открыта на странице продажи недвижимости, и я небрежно беру ее – глянуть, что там продается из дорогих особняков. Хм, где бы мне поселить-ся? В Челси? Ноттинг-Хилл? Мэйфер? «Белгравия, – читаю я. – Великолепный особняк с семью спальнями, флигелем для прислуги и роскошным садом». Да, неплохо. Особняк в Белгравии мне подходит. Довольная, я опускаю взгляд к строке с ценой и застываю от удивления и возмущения. Шесть с половиной миллионов фунтов! Ну и цены! Шесть с половиной миллионов! Пошутили, что ли? У меня нет шести с половиной миллионов. У меня осталось всего мил-лиона четыре… или пять? Какая разница, все равно не хватает. Смотрю в газету с чувством об-манутого вкладчика. Если человек выиграл в лотерею, у него должно хватить средств на все, что душе угодно, а я уже чувствую себя бедной и убогой. Гневно отшвыриваю газету и берусь за рекламный буклет; на фотографии – шикарные бе-лые пододеяльники по сто фунтов. Вот это по-нашему. Как выиграю в лотерею, буду пользо-ваться только крахмальными белыми пододеяльниками. Куплю себе белую кровать искусного чугунного литья, крашеные деревянные ставни и пушистый белый халат… – Ну, что новенького в мире финансов? – прерывает мои мысли мамин голос, и я подни-маю глаза. Она врывается в кухню, все еще держа в руках свой каталог. – Ты кофе сварила? По-живее, дочка! – Как раз собиралась, – отвечаю я, делая вид, что встаю со стула. Но, как я и думала, мама опережает меня. Она достает новую керамическую банку, зачерпывает ложку кофе и засыпает его в новый кофейник с позолотой. Мама – страшная транжира, все время покупает новые вещи для кухни, а старые отдает в фонд помощи бедным. Новые чайники, тостеры… В этом году у нас уже было три новых ведра для мусора – темно-зеленое, потом хромированное, а теперь вот из желтого прозрачного пла-стика. Подумать только, какая напрасная трата денег. – Милая юбочка! – восклицает мама, оглядывая меня так, словно впервые видит. – Откуда? – «Донна Каран», – бормочу я в ответ. – Славненькая. Дорогая? – Нет, не очень, – отвечаю я без запинки. – Фунтов пятьдесят, кажется. Это не совсем верно. На самом деле юбка стоила скорее сто пятьдесят, но маме об этом знать ни к чему – ее тут же инфаркт хватит. Точнее, не так. Сначала она скажет об этом папе, потом их обоих хватит инфаркт, и я останусь сиротой. Поэтому я мыслю одновременно в двух измерениях – в измерении реальных цен и в изме-рении цен для мамы. Это совсем не трудно – как будто приходишь в магазин, где на все скидка 20 процентов, и ты в уме уменьшаешь все указанные цены на эти самые двадцать процентов. Немного практики, и все идет как по маслу. Только я практикуюсь в системе скользящих ставок, как при подсчете подоходного налога. Мои скидки начинаются с 20 процентов (если вещь стоит 20 фунтов, я говорю, что всего 16) и поднимаются до… ну, до 90 процентов при необходимости. Однажды про сапоги за 200 фунтов я сказала маме, что купила их на распродаже за 20… Мама поверила. – Квартиру ищешь? – спрашивает она, заглядывая через мое плечо на страницу недвижи-мости. – Нет, – угрюмо отвечаю я, перелистывая брошюру. |
