– Что здесь происходит? – раздельно произнес он, и его голос мог бы обеспечить ему главную роль в фильме «Десять заповедей».

Поппи не успела слова сказать, как он наклонился и схватил Джеймса за руку.

– Не надо, Фил, – сказала Поппи, – не будь идиотом.

– У нас был уговор, – прошипел Фил, – и ты его нарушил.

Теперь Джеймс так же яростно схватил Фила за руку. Казалось, они вот‑вот подерутся.

О Господи, если бы она сейчас была способна нор5‑мально соображать! Поппи чувствовала себя такой беспомощной.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал Джеймс, стиснув зубы.

– Ничего не понимаю? Я захожу и застаю вас в кровати с задернутым пологом, и ты мне заявляешь, что я чего‑то не понимаю?

Джеймс слегка встряхнул Фила за плечи, затратив минимум усилий, но голова Фила качнулась из стороны в сторону, а шея хрустнула. Поппи поняла, что сейчас Джеймс вряд ли способен рассуждать здраво. Перед глазами всплыл образ завязанной в узел металлической ножки стула, и она решила, что настало время вмешаться.

– Отпусти его, – сказала она, вставая с кровати, и бросилась к ним, чтобы успеть схватить за руку любого из них. – Хватит, мальчики! – в отчаянии прошептала она. – Фил, я знаю, ты этому не поверишь, но он пытается мне помочь.

– Помочь тебе? Я так не думаю. Он накинулся на Джеймса:

– Посмотри на нее! Ты что, не видишь, что твое глупое притворство вредит ей? Каждый раз, когда я застаю вас вместе, она белая как полотно.

– Ты в этом ничего не понимаешь, – бросил Джеймс в лицо Филу.

У Поппи в уме занозой застряла странная фраза, которую только что произнес Фил.

– Притворство? Какое притворство? – спросила она.

Поппи произнесла это тихо, но юноши перестали ссориться и смотрели на нее.

А потом все они наделали: ошибок. Позже Поппи поймет, что, если бы они тогда держали себя в руках, многое из того, что потом произошло, могло и не случиться. Но они дали волю чувствам.

– Мне очень жаль, Поппи, – сказал Фил, – я не хотел тебе говорить…

– Заткнись! – в ярости закричал Джеймс.

– Но я должен. Этот мерзавец, он просто разыгрывает тебя. Он мне признался, что просто жалеет тебя. Он думает, что, если притворится, будто любит тебя, ты будешь чувствовать себя лучше. Он – самовлюбленная скотина.

– Притворится? – переспросила Поппи, опускаясь на кровать.

У нее шумело в голове, и в груди накипала невиданная вспышка гнева.

– Поппи, он сошел с ума! – закричал Джеймс. – Послушай!

Но Поппи не слушала его. Зато она чувствовала, как расстроен Фил, и это было гораздо убедительнее, чем ярость Джеймса. А Филипп, честный, прямодушный, надежный Филипп, почти никогда не лгал.

Он и теперь не лгал. Значит, лгал Джеймс.

У нее в груди словно что‑то взорвалось.

– Ты… – прошептала она, с ненавистью глядя на Джеймса, – ты…

Поппи не могла придумать для него самого страшного оскорбления, которого он был достоин. Ее никогда не унижали и не предавали так, как сегодня. Она думала, что знала Джеймса. Она ему верила, как себе. Тем страшнее было его предательство.

– Так что же, все было притворством? Да?

Внутренний, голос останавливал ее, призывал успокоиться и подумать. Он говорил ей, что она сейчас неспособна принимать решения, а ошибка может стоить ей жизни. Но она была не в состоянии прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ярость подгоняла ее, затмевала разум, не давала подумать, есть ли у нее основания для гнева.

– 'Ты просто жалел меня, да? – прошептала она, и ярость и горе, которые она подавляла эти полтора дня, вдруг выплеснулись наружу.