Для Джеймса этого освещения тоже было вполне достаточно: его зрение позволяло ему увидеть, как расширились зрачки Фила. Фил вскрикнул и весь обмяк.
Не от страха, Джеймс это понимал. Фил не был трусом, просто его глубоко поразило то, что он увидел. От неверия он переходил к убежденности.
– Ты…
– Вампир. Умница, правильно, – закончил за него фразу Джеймс.
Фил пошатнулся и оперся о стену.
– Я не верю.
– Веришь, – возразил Джеймс.
Он не убирал клыки и знал, что его взгляд горит расплавленным серебром. Фил вынужден был поверить, ведь Джеймс стоял здесь, прямо перед ним.
Филу пришла в голову та же самая мысль. Он смотрел на Джеймса в упор. Даже если бы он захотел отвести взгляд, то не смог бы. Его лицо побелело, и он постоянно сглатывал, будто у него болело горло.
– Боже, – наконец выдавил он, – я знал, что с тобой что‑то не так, что‑то серьезное. Я никак не мог понять, почему ты меня раздражаешь. Так вот почему.
«Я ему противен, – понял Джеймс. – Это уже не ненависть. Он просто думает, что я нежить».
Это не очень хорошо соотносилось с планом, который придумал Джеймс.
– Теперь ты понимаешь, как я хочу помочь Поппи?
Фил медленно покачал головой. Он все еще опирался о стену. Джеймс почувствовал, как в груди у него закипает гнев, и он теряет терпение.
– Поппи больна, а вампиры никогда не болеют. Тебе нужны еще какие‑то объяснения?
По выражению лица Фила он понял, что объяснять все же нужно.
– Если я обменяюсь кровью с Поппи, она превра‑тится в вампира и выздоровеет. Изменится каждая клеточка ее тела, и она станет высшим существом, не имеющим слабостей, не подверженным болезням. У нее будут такие возможности, о которых смертные могут только мечтать. И, в конце концов, она станет бессмертной.
Последовало долгое молчание. Джеймс наблюдал за реакцией Филиппа, но его мысли были так беспорядочны и хаотичны, что Джеймс не мог составить даже общего представления о них. Глаза Фила расширились, а лицо стало совершенно серым.
Наконец он произнес:
– Ты не можешь сделать с ней это.
Именно так он и сказал. Не то чтобы он возражал против самой идеи, он ее просто не воспринимал как необычную и слишком странную. Его реакция совсем не походила на реакцию Поппи в клинике. Он произнес эти слова с нескрываемым отвращением и ужасом, словно Джеймс собирался украсть ее душу.
– Это единственный способ спасти ей жизнь, ‑возразил Джеймс.
Фил снова медленно покачал головой.
– Нет‑нет, она не согласилась бы на это, не такой ценой.
– Какой ценой?
Джеймс был взволнован и раздражен тем, что ему приходится обороняться. Если бы он знал заранее, что разговор превратится в философскую дискуссию, то выбрал бы для этого более уединенное место. А теперь он должен быть настороже, ожидая возможного вмешательства посторонних.
Филипп уже довольно крепко стоял на ногах. В его глазах метался ужас, но он смотрел Джеймсу прямо в лицо.
– Просто… существуют вещи, которые для нормальных людей важнее жизни. Ты это поймешь.
«Я в это не верю, – подумал Джеймс. – Эта фраза похожа на реплику капитана космического корабля из дешевого фантастического фильма, который разговаривает с пришельцами. Что‑то вроде: „Ты поймешь, что землян не так просто завоевать, как ты думаешь“.
Но вслух он оказал:
– Ты что, сума сошел? Послушай, Фил, я родился в Сан‑Франциско. Я не монстр с далекой планеты, на завтрак я ем овсяные хлопья.
– А что ты ешь в полночь на закуску? – Темные глаза Фила казались «почти детскими. – Или клыки просто для украшения?
«Неверный ход», – подсказал Джеймсу внутренний голос. |