Эта раздача не заняла и десяти секунд, гребцы успели разогнать шлюпку, а Каракои не переставал громогласно оплакивать такое разбазаривание столь ценного имущества.

Между тем, хотя многие туземцы видели все, что происходило, потасовка на берегу продолжалась, и, только когда шлюпка отошла уже ярдов на пятьдесят, Мау-Мау и еще шесть воинов вошли в воду и стали швырять в нас копья. Некоторые из этих снарядов, свистя, пролетели достаточно близко от цели, но никого не ранили, а гребцы продолжали доблестно налегать на весла. Скоро мы были уже недосягаемы для копий, но двигались очень медленно — с моря на берег дул сильный бриз, да к тому же еще был прилив. И я видел, что Каракои, сидящий на руле, с опаской поглядывает на далеко выдающийся в море мыс, в обход которого лежал наш путь.

Отставшие тайпийцы некоторое время неподвижно стояли в воде. Потом вдруг разъяренный вождь встрепенулся — видно было, что он принял какое-то новое решение. Громко крича и указывая томагавком на оконечность мыса, он со всех ног бросился бежать в ту сторону, а за ним ринулись еще человек тридцать, и среди них — несколько жрецов, во всю глотку кричавших: «Ру-ни! Ру-ни!» Они задумали, очевидно, броситься с мыса в море и выплыть нам наперерез. Между тем противный ветер с каждой минутой крепчал, начиналась болтанка, в которой так трудно грести. Все же мы как будто бы выходили из этой гонки победителями. Однако, когда до самой оконечности мыса оставалась какая-нибудь сотня ярдов, мы увидели, как передовые бегуны один за другим с разгону попрыгали в воду. Еще пять минут, и рассвирепевшие дикари будут вокруг нас. Тогда гибель наша неотвратима, ибо в воде они еще опаснее, чем на суше. Началось состязание силы: наши гребцы надсаживались так, что весла гнулись, а пловцы резали расходившуюся волну с поистине угрожающей быстротой.

Мы выгребли за мыс — впереди нас в воде чернели головы преследователей. Наши гребцы достали ножи и зажали их в зубах наготове. Я схватил багор. Все понимали, что если они до нас доберутся, то применят к нам маневр, уже принесший смерть не одной команде гребцов в здешних водах: повиснут у нас на веслах, навалятся все на один борт, перевернут шлюпку, и мы окажемся всецело в их власти.

Я замер. Вдруг совсем близко от шлюпки я увидел Мау-Мау. Тайпийский богатырь, зажав в зубах свой томагавк, двигался в воде могучими рывками, взбивая перед собой пену. Вот он уже настиг нас, сейчас схватится за весло! Даже и в этот миг я сознавал весь ужас того, что собирался совершить; но жалости и раскаяниям сейчас не было места — я прицелился и, собрав в один бросок все свои силы, ударил его багром. Острие угодило ему в грудь, под самой шеей, и Мау-Мау скрылся под водой. Повторить удар я не успел, но я видел, как голова Мау-Мау вновь показалась над водой, и никогда не забыть мне, какое разъяренное было у него выражение лица.

Еще один дикарь достиг нашей шлюпки. Он вцепился в борт, но лезвия наших ножей так исполосовали ему запястья, что он вынужден был разжать руки, и в следующую минуту мы, уже недосягаемые для наших преследователей, были в безопасности. Страшное волнение, возбуждавшее мои силы, теперь отпустило меня, и я без чувств упал на руки Каракои.

Здесь можно коротко изложить обстоятельства, приведшие к моему столь неожиданному спасению. В Нукухиву зашел австралийский барк, испытывавший острый недостаток в матросах; капитан рассчитывал здесь пополнить команду, но ему не удалось раздобыть ни одного человека. Раздосадованный англичанин уже собирался уходить, когда их посетил Каракои и рассказал о том, что неподалеку в бухте Тайпи в плену у дикарей находится матрос-американец; он вызвался, если его снабдят товарами для мены, сделать попытку вызволить меня.