Переполошившиеся островитяне попрыгали со своих циновок; новость сразу же была сообщена и им. И не прошло и нескольких минут, как я верхом на Кори-Кори, окруженный взволнованными туземцами, уже направлялся к дому Тай.
Из всего, что Мау-Мау рассказывал на ходу моим спутникам, я мог понять только, что мой давно пропавший друг наконец нашелся — прибыл на лодке, которая только что вошла в залив Тайпи. Естественно, что, услышав такое известие, я думал только о том, как бы поскорее попасть на берег, больше всего опасаясь, чтобы какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не помешали моей встрече с Тоби. Но тайпийцы не соглашались идти к морю и продолжали путь к королевской резиденции. Мехеви и старейшины вышли нам навстречу на пай-пай и издалека громко приглашали нас приблизиться.
Мы подошли, и я сразу же попытался им втолковать, что мне надо на берег — встретиться с Тоби. Однако король не дал на это своего согласия, наоборот, он сделал Кори-Кори знак внести меня в дом Тай. Сопротивляться было бесполезно; и я очутился внутри, окруженный толпой, громко обсуждавшей полученные вести. При этом то и дело упоминалось имя Тоби, сопровождавшееся шумными, удивленными восклицаниями. Очевидно, известие о его прибытии вызывало у них сомнения — каждую свежую новость, поступавшую с берега, они выслушивали с живейшим интересом.
Вне себя оттого, что меня здесь держат в такую минуту, я стал умолять Мехеви, чтобы он позволил мне отправиться на берег. Встречусь я там с Тоби или нет — все равно я знал, чувствовал, что от моего появления на берегу зависит сейчас вся моя судьба. И я заклинал Мехеви отпустить меня. Он смотрел на меня молча, серьезным, внимательным взглядом, но потом все-таки нехотя согласился.
И вот в сопровождении полусотни тайпийцев я рысью двинулся к берегу. Каждые несколько минут носильщики пересаживали меня с одной спины на другую, а я торопил их и заклинал не задерживаться. Я не испытывал ни малейших сомнений в правдивости полученных известий. Одна мысль вертелась у меня в голове: появилась возможность избавления, надо только преодолеть противодействие местных жителей!
Все это время, что я жил в долине Тайпи, мне было запрещено приближаться к морю, поэтому в моем сознании дорога на берег была дорогой к спасению. И Тоби тоже — если только правда, что он по своей воле покинул меня, — бежал отсюда морем; так что теперь, на пути к берегу, в душе моей возродились самые радостные надежды. Было ясно, что в бухту вошло какое-то судно, почему бы на нем и вправду не быть моему пропавшему товарищу? И я жадно оглядывал горизонт всякий раз, как тропа наша подымалась на взгорье.
Так я двигался быстрой рысью вперед, то и дело пригибая голову, чтобы не задеть ветки деревьев, и не переставая просить тех, кто меня нес, чтобы они еще ускорили свой и без того быстрый шаг. А вокруг меня, переговариваясь и жестикулируя на ходу, теснились туземцы, очевидно взбудораженные не меньше моего.
Мы проделали уже, наверное, миль пять, когда навстречу нам показалась группа тайпийцев человек в двадцать, и между ними и моими спутниками завязался оживленный разговор. Негодуя на такую задержку, я уговаривал того, на чьей спине в это время сидел, продолжать путь, не дожидаясь своих болтливых товарищей, но тут ко мне подбежал Кори-Кори и тремя роковыми словами разрушил все мои надежды: «Тоби оули пеми» (Тоби не приехал). Бог знает, как при моем тогдашнем состоянии я смог перенести такой удар. Новость не была неожиданной, но я всей душой надеялся, что она не будет объявлена до того, как мы достигнем берега. Теперь дикари, поддавшиеся на мои уговоры только ради того, чтобы я мог встретить моего пропавшего товарища, узнав, что его там нет, конечно, заставят меня повернуть назад.
Так оно и оказалось. Как я ни спорил, меня внесли в ближайший дом и опустили на циновки. После этого часть людей, сопровождавших меня от дома Тай, отделилась от прочих и, видимо, поспешила дальше к морю; те, кто остались со мною, — а среди них были Мархейо, Мау-Мау, Кори-Кори и Тайнор, — толпились возле дома и поджидали их возвращения. |