Мы долго плыли в темноте через реку к монастырю. Придворный ничего не говорил мне. С одной стороны, я думал, что юный король просто своеволен и хочет, чтобы рядом был друг. С другой — страшился, что стряслось что-то ужасное. Однако, прибыв туда, я убедил себя, что тут первое, и пришел в раздражение из-за того, что он не выдерживает монашеской жизни и что нарушил мой сон.
У ворот монастыря меня встретил монах.
— Боюсь, ты опоздал, — сказал он. Я не понял, что он имеет в виду, и не понимал, пока не вошел в крохотную келью, где проводил ночи принц. Йот Фа был мертв, его лицо все еще было искаженным агонией. На полу возле убогого ложа валялась пустая деревянная чашка. Встретивший меня монах поднял ее и понюхал.
— Яд, — сказал он.
Я выбежал оттуда.
Утром Чат был мертв.
Больше всего мне запомнился мучительный вопль Дженнифер, когда она его обнаружила, даже не столько крик, сколько какой-то первобытный стон горя. Он навсегда останется в моей памяти, даже больше, чем вид тела, свернутого, словно у спящего ребенка, только голова была запрокинута в ужасной гримасе агонии.
Помню я и Вонгвипу, стоявшую над телом сына: она переводила взгляд с него на стоявшего в дверях Ютая. Что выражало ее лицо? Удивление? Виновность в соучастии? Я не могла понять. Пыталась утешить Дженнифер, но никакие слова не шли на ум.
— Теперь она спит, — сказала Пранит. Она выглядела изможденной, и более того, постаревшей, словно состарилась за ночь. Может, так оно и было. Может, мы все состарились. — Я дала ей снотворного. Проснется не раньше, чем через восемь часов. Мне очень жаль, — сказала она, коснувшись моего плеча. — Постарайтесь помнить, что Дженнифер юная, жизнестойкая. Она в конце концов справится с этим. Вы позвонили ее отцу?
Я кивнула.
— Может, и вам дать снотворного?
— Нет, — ответила я. — Я хочу все это перечувствовать. Хочу мучительно страдать. Это моя вина. Это произошло потому, что я не обращала внимания.
— Пожалуйста, не надо, Лара, — сказала Пранит. — Не мучьте себя. Как ни больно это сознавать, Чат принял купленный на улице наркотик. Я знаю, Лара, он был вам дорог. Он всем нам был дорог. И вам хочется думать о нем как можно лучше. Но он принимал расслабляющий наркотик. Метедрин. Быстро вызывающий привыкание. Если этого не замечала Дженнифер, как могли заметить вы?
— Чат не принимал наркотиков, — сказала я. — Так сказала Дженнифер. Что бы вы ни говорили, она бы знала. Я уверена, он думал, что принимает болеутоляющее.
В голове у меня неумолчно кричал и кричал какой-то голос: Чата убили! Я знала, что его убил Ютай, возможно, с молчаливого одобрения Вонгвипы. Да, я винила Вонгвипу в самом страшном преступлении, какое может совершить женщина — убийстве своего сына. Хуже того, я знала, что никак не смогу это доказать.
— Спасибо за все, что сделали, — сказала я Пранит нормальным по мере возможности голосом.
— Вы уверены, что с вами все хорошо? — спросила она, когда я пошла к выходу.
— Да, — ответила я. Но душа у меня была не на месте. Я была уверена, что виновата в случившемся, и все, что бы мне ни говорили, не могло принести мне облегчения. Я тратила время на поиски человека, которого едва знала, а зло клубилось прямо у меня под носом. Да, на жену и дочь Уилла Бошампа стоило потратить какие-то усилия, но только не за счет Чата и особенно моей Дженнифер. Я была в ответе каким-то очень существенным образом за ее счастье и подвела ее. Чат видел, что в «Аюттхае» происходит что-то дурное, и пришел ко мне за советом. А что сделала я? Принялась читать дневники умершего художника! Не обратила внимания на самое важное. |