– Вы напрасно иронизируете, – отрезал майор, поворачиваясь к Станиславу. – Когда вы услышите, о чем собираюсь доложить, то поймете, что я был абсолютно прав.

– Отставить дискуссии! – рявкнул на обоих Орлов. – Тут вам не какая-нибудь дума, а государственное учреждение.

Крячко прыснул в кулак, но от комментариев по поводу немного странного высказывания генерала все-таки воздержался.

– Докладывайте, майор, – приказал генерал. – А в официальном рапорте можете указывать все, что вам угодно!

– Слушаюсь, Петр Николаевич, – кивнул Свиридов. – После получения в двадцать ноль три от вас приказа выехать на место происшествия в театр…

– Стоп-стоп-стоп! – замахал на него руками генерал. – Теперь все сначала. Только человеческим языком. Мне и на бумаге такие формулировки читать трудно, а уж на слух их воспринимать и вовсе голова закипает. Давай-ка, Максим Эдуардович, попроще!

Свиридов прокашлялся и начал свой рассказ менее официальным тоном и без упоминания времени совершения каждого поступка. Все трое внимательно слушали его и не перебивали до тех пор, пока майор не заговорил о Строевой.

– Так, значит, вы, майор, на основании театральных сплетен делаете какие-то серьезные выводы? – взвился с места Гуров. – А что-нибудь поумнее вы могли придумать?

– Сядь, Лева. И помолчи! – осадил его генерал.

Сыщик, усмехнувшись, посмотрел на него.

– Ладно. Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся, – сказал Гуров и опустился на стул. А майор продолжал докладывать.

Собственно говоря, показания уборщицы подтвердили почти все допрашиваемые. Они почти в один голос утверждали, что Левицкий в театре, мягко говоря, не пользовался популярностью. Но причины ненавидеть его были только у Строевой.

Большинство работников театра слышали о конфликтной ситуации, возникшей между известной актрисой и художественным руководителем театра. Многие подтвердили, что Левицкий позволял в адрес Марии нелицеприятные высказывания. И, более того, кое-кто утверждал, что художественный руководитель проявлял по отношению к ней сексуальные домогательства.

– Вранье! – вновь перебил Свиридова сыщик. – Мария мне рассказала бы об этом, если бы факты домогательства действительно имели место.

– Да замолчи ты. Или я тебя сейчас отсюда выгоню! – Генерал шлепнул ладонью по столу и покосился на стаканчик. А потом добавил уже спокойнее: – Лева, ты не хуже меня знаешь, что жены далеко не обо всем рассказывают мужьям. Ты просто дай майору закончить. А потом будем обсуждать проблему.

– Вот видите, почему я не хотел докладывать при полковнике Гурове, – развел руками Свиридов и нарвался на испепеляющий взгляд генерала.

– Позвольте мне самому решать этот вопрос, – отрезал Орлов. – Продолжайте доклад.

Свиридов несколько секунд помедлил. Он раздумывал, говорить ли о пуговице сразу или оставить это на десерт своей речи. И все же выбрал последнее. Прокашлявшись, майор рассказал об угрозах Строевой в адрес Левицкого, которые слышали многие работники театра. При этом Свиридов заметил, что прекрасно понимает, почему Мария так себя вела. Дескать, после всех оскорблений в ее адрес со стороны худрука иначе относиться к нему ни одна нормальная женщина и не могла бы.

Гуров слегка поморщился при попытке майора подсластить пилюлю. Работа научила сыщика быть неплохим психологом, и он понимал, что Свиридов выложил на стол далеко не все козыри. Майор держал какого-то джокера в рукаве, и Гуров ждал, когда же тот его выложит.

А Свиридов тем временем поведал, что, по предварительному заключению эксперта, убийство Левицкого произошло в начале третьего акта пьесы Булгакова «Белая гвардия», которая шла на сцене в этот вечер.