— Абсолютно, — вежливо кивнул Стасик.

— Пацан лучше! — решительно произнесла Лена Холина, которая до этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости кончик косы.

— Лучше кого?.. — не понял Гайдуков.

— Можно мне сказать? — Лена спохватилась, что не взяла слово. — Мальчик может быть и большой и маленький. — А пацан — это именно маленький мальчик. Поэтому пацан — лучше. Точнее.

— Правильно! — дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. — Раз уж…

— Холина допускает ошибку, — вмешалась Зинаида Васильевна. — Вы должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь бессмысленно засорять.

— Зинаида Васильевна, а «Педагогическая поэма» написана литературным языком? — кротко спросила Лена.

— Ну конечно! — тотчас ответила Котова.

— Так вот, в «Педагогической поэме» Макаренко все время называет маленьких мальчиков пацанами, — не повышая голоса, но глядя на Зинаиду Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. — Значит, он тоже, как я, допускал ошибку?

И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она станет выбираться из положения?

Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, — не умела.

— Давайте будем поскромнее, — сказала Зинаида Васильевна с оттенком наставительности, — не будем себя на одну доску ставить с выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек… Перейдем к товарищу Ляпунову.

— Разрешите мне… — начал было Валерий, желая вступиться за Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.

И перешли к Ляпунову.

Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников «ложкомойниками». Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их иначе почти и не величает — только «ложкомойницами». Девочки оскорбляются.

Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить так девочек — глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы думать; что он, «не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками», как выразился Станкин.

Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой, видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит.

— Жаргонное словечко, — вставила Котова.

— Наверное, да, — подтвердил Ляпунов с видом человека, который хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености.

После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о поведении подростков в общественных местах, поговорку «С кем поведешься, от того и наберешься» и закон о равноправии женщин. Все это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова, который умел вести себя в общественных местах и на права женщин посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как Ляпунов не «для порядка», а вполне искренне признал: виноват, — вопрос для них был исчерпан. И они томились.

Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы.