— Во второй раз такое с Сашей наверняка не повторится! — сказал Валерий и, едва сказав, почувствовал, какую сморозил глупость.

Только что произошла с Сашей беда, неизвестно еще, как все обернется, а он нашел, чем обнадежить, чем подбодрить: «второй раз вашего сына по голове не трахнут». Обошлось бы сначала с первым…

— «Не повторится»… — отозвалась мать Лаптева. — В вашей школе Саша, что бы там ни было, никогда учиться не будет.

Ребятам оставалось попрощаться. Уже с лестничной площадки Хмелик нерешительно спросил:

— А приходить к Саше когда можно?..

И мать Лаптева ответила слегка потеплевшим голосом:

— Позвони нам, Леня, по телефону.

В тот же вечер Хмелик рассказал Валерию, что на сборе Лаптев собирался говорить о тех пионерах, которые по вечерам спекулируют возле кино. Об этом проведали откуда-то двое больших ребят, на перемене они — Хмелик слышал — пугали Лаптева: ябедник от «темной» никуда не спрячется. Саша им ответил, что не к директору идет тайком жаловаться, а всем ребятам расскажет про некоторых. И они от Саши отстали.

Но на последней переменке большие ребята прислали за ним Тишкова, который возле них околачивается, и Саша поднялся на четвертый этаж. Вернулся Лаптев в ссадинах и в крови и сказал, будто упал. Однако можно было догадаться, что это скорее всего не так, потому что ребята, которые Лаптеву грозили, стоят по вечерам в переулке рядом с теми, что отнимают у маленьких деньги. Сами они не отнимают, но стоят рядом с теми, которые отнимают.

Узнав все это, Валерий поспешно спросил Хмелика, сможет ли тот показать ему в коридоре двоих ребят, суливших Саше «темную». Хмелик ответил, что сможет. И Валерия охватили азарт и озноб нетерпения. То рисовалась ему расплата с хулиганами, то он прикидывал, что может ей помешать: не явятся, например, завтра подлецы в школу, раздумает до утра Хмелик… Первое и особенно второе было почти невероятно, но все-таки беспокоило. И, чтоб Хмелик не передумал, Валерий стал длинно хвалить его за мужество, отчего тот насупился и, похоже, немного струхнул. У Валерия ёкнуло сердце, и он продолжал хвалить Леню — выспренне, немного заискивающе, а уж этого с ним никогда не бывало. Он ожесточался от фальши своих слов, но не мог смолкнуть. Тогда-то Хмелик неожиданно его прервал.

— Волков бояться — в лес не ходить! — проговорил он решительно. И не слишком смело улыбнулся.

…Когда наутро Хмелик указал Валерию в коридоре на Шустикова и Костяшкина, Валерий изумился. Костяшкина он не знал, но Алеша Шустиков был в мужской школе его одноклассником. И за те годы, что Валерий учился с ним вместе, Алеша Шустиков никогда, ни по какому поводу не оказывался в центре внимания ребят. Он был тих и уныл. Даже Ляпунову никогда не подпевал. Пожалуй, лишь два раза имя его было у класса на устах. Первый раз — когда он в числе сельскохозяйственных культур, произрастающих в долине реки По, назвал макароны. Все тогда долго хохотали. И второй раз — когда в седьмом классе у ребят зашел разговор о будущих профессиях. Кто мечтал стать капитаном ледокола, кто химиком, кто футболистом, кто артистом, как Ильинский, кто разведчиком, как Кадочников… И многие признавались, что выбор еще неточный — может, и передумают. Шустиков же сказал твердо, но без мечты в голосе:

«Я — зубным техником».

Его переспросили:

«Зубным врачом?»

«Нет, техником, как дядя мой».

«А что тут интересного?»

Шустиков пожал плечами.

«Обеспечен буду очень хорошо», — пояснил он снисходительно и вяло.

«Чем?» — наивно спросил кто-то.