Наверное, лучше бы было, если б она этого не делала.

Зона расплавленным золотом хлынула в ее такое уязвимое, человеческое тело, заполняя его своей силой, делая нечувствительным к боли, стремительным и смертельно опасным. Зона вошла в ее разум, наполняя его тяжелым, ртутным стремлением выжить во что бы то ни стало, а значит – при необходимости убить не сомневаясь. Зоны в Ночке оказалось не так уж и много, но никогда не сталкивавшимся с тварью Зоны паломникам хватило и этого.

Ночка пришла в себя в каком-то переулке, позади громко кричали, нет, даже уже не кричали – выли, хрипели, хлюпали вспоротыми легкими… Она все еще оставалась тварью Зоны, но человеческий разум уже вернулся к ней, и человеческая душа тоже, и душа эта ужаснулась содеянному, содрогнулась и беззвучно закричала от нестерпимого ужаса и стыда.

Стремительной тенью Ночка промчалась по улице, слепо рванула кого-то в вестибюле раз, другой… Не обращая внимания на застучавшие откуда-то сбоку автоматы – откуда здесь автоматы? – взлетела на свой этаж в гостинице и захлопнула за собой дверь.

И тут наконец до нее дотянулась древняя сила Лавры. Силе этой были равно безразличны жизни фанатиков, как и жизнь Ночки, но именно такие паломники, дремучие и яростные, принося веками каплю за каплей неистовой, не рассуждающей веры в ее закрома, и сделали ее Силой. А в Ночке чувствовалась нечто чужое, пусть даже и вполне безопасное, но присутствия проявившей себя чужой силы на своей территории Лавра стерпеть не могла.

И Лавра обрушилась на Ночку, сжигая в ней Зону, а вместе с Зоной уничтожая и ее носительницу.

Девушка закричала, нет, это кричала сама Зона, корчась в пламени яростной слепой веры, которая, как полагается, считала себя единственной достойной быть. Так кричали староверы в пылающих срубах, а до них – волхвы, сгорая вместе со своими идолами, а еще раньше…

«Для чего Ты Меня оставил?»

Где-то тоненько захныкал испуганный ребенок, дико, в голос, сначала низко, а потом, забирая все выше, завыла женщина… И замолчала, только всхлипывала, сил, видно, не стало, чтобы выть.

Гостиница уже была оцеплена по периметру здоровенными монахами, вооруженными не хуже какого-нибудь спецназа ГРУ. Да, собственно, это и был монастырский спецназ. Рослые, тренированные, все как на подбор ребята в глухих кевларовых шлемах-клобуках, истинные воины церкви, о которых мало кто знал, но они тем не менее были, и работы у них, судя по всему, хватало.

Если уж какой-нибудь «Нефтеюганск» имеет свои вооруженные подразделения, не говоря уже о бизнес-монстрах калибром покрупнее, то почему современная церковь не должна их иметь? Как говорится, сам Бог велел!

Ночка, наполовину человек, наполовину тварь Зоны, слабая, дрожащая тварь, забилась в угол и теперь умирала. Твари ведь тоже понимают и тоскуют, когда приходится умирать. Лавра не собиралась сливаться с ней, как это сделала когда-то Зона Отчуждения, этой пылающей, страшной силе не нужна была Ночка-верующая, ей хватало той веры, которую она уже накопила за столетия. Ей не нужна была чужая тварь, и она безжалостно выламывала сросшуюся с девушкой Зону из почти нечеловеческого тела.

Так она поступала всегда. Потом люди скажут, что душа-то была все-таки спасена, а тело – что тело! Прах к праху. Душа к Богу. Зона – к Зоне. И все.

…Ночка не знала, сколько прошло времени. Только за окнами уже сгустилась ночь. Вот и пришло время последнего полета. Ведь самый последний полет – это очень часто падение.

Из гостиницы поспешно эвакуировали людей, она слышала шаги, невнятный, плачущий гомон. Ребенок за стенкой перестал хныкать, только поскуливал иногда – устал. Что-то тихо и нервно говорила женщина, шмыгая носом и временами всхлипывая, наверное, мать…

Тех, кто жил на ее этаже, эвакуировать пока не рискнули, боялись, что тварь, в которую внезапно превратилась хрупкая с виду девушка, их порвет так же легко, как порвала несчастных паломников, а на имеющееся оружие, видимо, не слишком надеялись.