Уэйд присел на корточки рядом с ней и забрал полотенце.
— Давай я. Это я виноват, а не Малыш.
Стефани встала и направилась к прачечной, где оставила корзину с чистым бельем. Она стащила с себя мокрую рубашку, вытерлась насухо и переоделась в майку и шорты. Взяв одну из отцовских футболок, вернулась на кухню и протянула футболку Уэйду.
— Может, не твой размер, но, по крайней мере, сухая.
— Спасибо. — С признательной улыбкой он взял футболку и начал расстегивать свою рубашку.
Стефани не собиралась смотреть, но обнаружила, что не может отвести взгляд, когда с каждой расстегнутой пуговицей его грудь все больше обнажалась. Еще с тех давних времен она знала, что он часто работает без рубашки. В результате кожа у него на груди такая же загорелая, как лицо и руки, а маленькие волоски, спускающиеся к пупку, выгорели добела.
К тому времени, когда он добрался до ремня джинсов и начал вытаскивать края рубашки, во рту у нее пересохло. Смущенная своей реакцией на такое вполне невинное действо, она поспешно отвернулась. В это время выключился свет.
— О боже, — пробормотала Стефани. — Еще и электричество вырубили.
— На полке справа от раковины лежит свеча.
Она нахмурилась:
— Я знаю, где лежат свечи.
— Извини.
Стефани зажгла свечу, подняла ее и подозрительно поглядела на Уэйда.
— А тебе-то откуда известно, где что лежит?
Он натянул футболку и посмотрел на девушку.
— Может, ты и выбросила меня из своей жизни, но твои родители предпочли этого не делать.
— Ты хочешь сказать, что ты… они…
— Да, именно это я и хочу сказать. — Уэйд поднял с пола полотенце, которым вытирал Малыша. — Твоя мать, правда, не сразу простила меня, но думаю, в конце концов она поняла, что я поступил, так, как должен был поступить благородный человек, попавший в такую ситуацию, как я.
Стефани осторожно поставила подсвечник на стол, боясь уронить его. Внезапно ей стало нехорошо.
— Но они не сказали мне ни слова. Ни разу даже не упомянули твоего имени.
Уэйд бросил мокрое полотенце в раковину.
— Просто они знали, что это расстроит тебя.
Она спрятала лицо в ладони.
— Не могу поверить. Как они могли так поступить со мной?
— Ну, перестань, Стеф, — мягко пожурил он ее. — Они не сделали ничего плохого. Ты же знаешь, что твои родители любили тебя. Они бы никогда не сделали ничего, что причинило бы тебе боль.
— Но они простили тебя! — крикнула Стефани. — Зная, как ты поступил со мной, они все равно простили тебя!
— Одно с другим не связано, — возразил Уэйд. — Они простили меня за то, что я сделал, но не за боль, которую я тебе причинил. Не думаю, что они смогли бы это когда-то простить.
Она вскинула руки.
— А что еще было прощать?
— То, что я вынужден был жениться на женщине, которая забеременела от меня.
Потрясенная, Стефани могла только молча смотреть, не в силах поверить, что ей сейчас так же больно слышать об этом, как и тогда, много лет назад.
Она хотела закрыть уши, но Уэйд не позволил ей, схватив за руки и заставляя выслушать его.
— Я никогда не любил Анжелу. Не могу сказать, что горжусь этим, но это правда. Я любил тебя, Стеф, всем сердцем и душой. Твои родители знали это и понимали, чего мне стоило потерять тебя. — Уэйд еще крепче стиснул ее руки и медленно покачал головой. — Но не вини мать с отцом за их доброту ко мне. Без них я не знаю, как бы пережил все это. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. |