|
У ног ее, конечно же, валялся Плюх и вел себя подозрительно тихо. Должно быть, слушал. Лилась завораживающая мелодия, в которую вплетался чистый и покорный певице голос. Небоскребы громадами телЗаслонили и солнце, и тучи,Никогда, как бы ты не хотел,Небоскребы мечтать не научат.Среди полчищ железных машинОт себя убежать ты не можешь.Среди тысяч живых – ты один,Никого и ничем не тревожишь.Отчетливая синкопа в конце такта, короткая пауза и ритм чуть изменился, а песня перетекла в коду. Мы – пленники города.Не знаем мы холода,Не помним мы голода:Не наша вина.Мы жить не приучены,Любить не обучены,Комфортом замучены:Такая цена.Парду сразу же вспомнился вчерашний разговор о происках защищающегося города, о системе и еще – о некоей команде Техника Большого Киева, собирающейся эту систему нарушить. Пард невольно вздрогнул поморщился и потрогал затылок, который почти перестал болеть после вчерашнего. Он мимоходом глянул в зеркало у дюшиного дивана – сплошная синева с физиономии, слава жизни, сошла, но следы чужих кулаков видны были все равно еще чересчур явно. Пард обреченно вздохнул. Одевшись, он вышел на крыльцо и поежился от утренней прохлады. Небо хмурилось свинцом, и солнца Пард все равно не увидел, хотя в этом районе Большого Киева небоскребов просто не было. Инси сразу перестала играть, едва Пард встал рядом с ней, опершись плечом на стойку, что поддерживала над крылечком гнутую зеленую крышу. – Здорово у тебя получается, – искренне похвалил Пард. – И песня… Аж мороз по коже. Особенно в связи со вчерашним. Пард даже вздрогнул. Инси, не глядя на него, сказала: – Это старая песня, Пард. В нашем мире истины не стареют. – А чья? И, вдруг догадавшись, добавил: – Твоя? Инси покачала головой. – Нет. Я не умею слагать песни – для этого не существует формул, которым можно научиться. Это «Берег», ранний-ранний «Берег», еще до первого альбома записанный. «Снова «Берег»! – подумал Пард с удивлением. – Что-то подозрительно точно ложатся их песни на нашу поездочку…» На пороге возник разбуженный Дюша – некая непостижимая сила выгнала его из-за компьютера. Обычно он со своего диванчика переползал на стоящий впритык стул и, не продрав еще толком глаза, щелкал выключателем, исполняя ритуальную формулу оживления компьютера. – Ответ из Центра пришел, – сказал Дюша уныло. – Буди шефа, красуня. Инси отложила гитару и ушла в комнату, где ночевали они с Вольво. Плюх разочарованно убрел к своей капитальной будке между садом и дальней стеной дома. – Паршивый день будет, – с досадой протянул Пард, глядя на небо. – Пасмурный. Как бы Кэп с Кутняком не обломились в яхт-клуб ехать… – Позвони, делов-то, – пожал плечами Дюша. – Тебе не холодно? – Пард поежился, запахиваясь в рубашку. Дюша выполз на крыльцо, разумеется, только в трусах. Даже шлепанцев не надел. – Нет, – Дюша протяжно зевнул. – Изморозь… – проворчал Пард. – Нет, чтобы одеться… Дюша поднял гитару и задумчиво тренькнул парой струн: играть он не умел совершенно и Пард сразу же отобрал у него несчастный инструмент. Дюша не сопротивлялся. – Понимаешь, – глубокомысленно сказал он Парду, уставясь куда-то в глубину сада, – страшен, собственно, не сам холод, а перепад между температурой тела и температурой окружающей среды. У Парда немедленно свело скулы – недаром родная сестра, прекрасно знавшая Дюшу, именовала его коротко и емко: «Нудный». Дюша не обижался. И никогда не протестовал. Из своей комнаты к компьютеру прошли Вольво и Инси, и некоторое время колдовали перед монитором. |
